Конфликты в современном мире: проблемы и особенности их урегулирования. Шесть основных конфликтов современного мира

Противоречия, присущие капиталистическому обществу, достигли в мире уровня острейших конфликтов, грозящих уничтожением человечества. Рассмотрим важнейшие из этих конфликтов.

Конфликт первый. Ключевым противоречием капиталистической системы является противоречие между общественным характером труда и частновладельческим характером присвоения. Жизнь подтверждает справедливость этого марксистского положения. Противоречие между нарастающей интернационализацией (глобализацией) общественного производства, с одной стороны, и господством частной собственности - с другой, в современном мире обострилось до уровня конфликта. Именно частновладельческое присвоение является глубинной причиной нарастающего в мире неравенства. При этом неравенство внутри стран и неравенство между странами - это органически взаимосвязанные процессы. Развитые капиталистические страны постарались ослабить внутреннее неравенство за счет усиления неэквивалентных отношений с другими странами мира. В результате классовое противостояние воплотилось в противостояние развитых капиталистических стран и стран остального мира. Это создает непреодолимые препятствия для дальнейшего развития человеческой цивилизации.
В мире растет понимание того, что именно частновладельческий характер господствующей общественной системы становится главным тормозом человеческого прогресса. Об этом достаточно определенно говорилось на конференции ООН, состоявшейся в 1992 г. в Рио-де-Жанейро. Осознание того, что в современных условиях частная собственность на основные средства производства лежит в основе обострения всех других противоречий, является сегодня чрезвычайно важным.
Вместе с тем формальное обобществление основных средств производства путем передачи их в государственную собственность не решает проблемы. По-видимому, необходимо введение категории национального достояния, представляющего собой не собственность государства, а общую неделимую собственность всего народа страны. По отношению к национальному достоянию государство выполняет функцию управляющего, подконтрольного обществу. Только при таком подходе общепринятое конституционное положение о том, что народ является источником власти, может превратиться из декларации в реальность, а нынешняя «демократия толстого кошелька» может смениться реальным народовластием.

Россия, точно так же как и остальные страны мира, является неотъемлемой частью сложной, саморазвивающейся, открытой системы - системы международных отношений. Процессы, происходящие на международной арене, прямо и опосредованно влияют на характер политического, социального и экономического развития российского общества. Вследствие этого изучение, анализ и прогнозирование всех процессов, происходящих в жизни страны, немыслимы вне их корреляции с международными.

Важнейшая составная часть международных отношений - межгосударственные отношения (МГО). Их отличительной особенностью является то, что субъектами этой системы выступают государства или их объединения. Как и любая другая органическая система, система МГО имеет собственную структуру, т.е. совокупность государств и их политических объединений, обладающих определенными связями, и функционирует и развивается на основе целого ряда закономерностей. Эти закономерности имеют общесистемный характер и определены характером ее структуры в пределах рассматриваемого пространственного и временного континуума. Иначе говоря, система МГО задает определенные "правила игры" своим субъектам, следование которым - не столько акт доброй воли, сколько условие самосохранения каждого государства. Попытки обойти эти правила не только вносят серьезный дисбаланс в функционирование системы МГО, но и в первую очередь могут иметь деструктивные последствия для самих инициаторов подобных действий. С точки зрения теории международных отношений конфликт рассматривается как особое политическое отношение двух или нескольких сторон - народов, государств или группы государств, - концентрированно воспроизводящее в форме косвенного или непосредственного столкновения экономические, социально-классовые, политические, территориальные, национальные, религиозные или иные по природе и характеру интересы.
Международные конфликты, таким образом, являются разновидностью международных отношений, в которые вступают различные государства на почве противоречий интересов. Разумеется, международный конфликт - это особое, а не рутинное политическое отношение, поскольку оно означает и объективно и субъективно разрешение разнородных конкретных противоречий и порождаемых ими проблема конфликтной форме и в ходе своего развития может порождать международные кризисы и вооруженную борьбу государств.

Часто международный конфликт отождествляют с международным кризисом.

Однако соотношение международного конфликта и кризиса - это соотношение целого и части. Международный кризис лишь одна из возможных фаз конфликта.
Он может возникнуть как закономерное следствие развития конфликта, как его фаза, означающая, что конфликт дошел в своем развитии до той грани, которая отделяет его от вооруженного столкновения, от войны. Кризис придает всему развитию международного конфликта весьма серьезный и трудноуправляемый характер, формируя кризисную логику развития, убыстряя эскалацию всего конфликта. На этапе кризиса неимоверно возрастает роль субъективного фактора, поскольку, как правило, весьма ответственные политические решения принимаются узкой группой лиц в условиях острого дефицита времени. Однако международный кризис - это совсем не обязательная и неизбежная фаза конфликта. Его течение достаточно длительное время может оставаться латентным, не порождая непосредственно кризисных ситуаций. Вместе с тем кризис - далеко не всегда завершающая фаза конфликта даже при отсутствии прямых перспектив перерастания его в вооруженную борьбу. Тот или иной кризис усилиями политиков может быть преодолен, а международный конфликт в целом способен при этом сохраняться и возвращаться к скрытому состоянию. Но при определенных обстоятельствах этот конфликт может вновь достигать фазы кризиса, при этом кризисы могут следовать с определенной цикличностью. Наибольшей остроты и крайне опасной формы международный конфликт достигает в фазе вооруженной борьбы. Но вооруженный конфликт - это также не единственная и не неизбежная фаза международного конфликта. Он представляет собой высшую фазу конфликта, следствие непримиримых противоречий в интересах субъектов системы международных отношений.

Необходимо отметить, что международный конфликт как система никогда не выступает в "законченной" форме. В любом случае он представляет собой процесс или совокупность процессов развития, предстающих как определенная целостность. При этом в процессе развития может происходить изменение субъектов конфликта, а следовательно, и характера противоречий, лежащих в основе международного конфликта. Изучение конфликта в его последовательно сменяющихся фазах позволяет рассматривать его как единый процесс, обладающий различными, но взаимосвязанными сторонами: исторической(генетической), причинно-следственной и структурно-функциональной.

Фазы развития конфликта - это не абстрактные схемы, а реальные, детерминированные в историческом и социальном планах конкретные состояния международного конфликта как системы. В зависимости от сущности, содержания и формы того или иного конфликта, конкретных интересов и целей его участников, применяемых средств и возможностей введения новых, вовлечения других или выхода имеющихся участников, индивидуального хода и общих международных условий его развития международный конфликт может проходить через самые различные, в том числе и нестандартные фазы.

Первая фаза международного конфликта - это сформировавшееся на основе определенных объективных и субъективных противоречий принципиальное политическое отношение и соответствующие ему экономические, идеологические, международно-правовые, военно-стратегические, дипломатические отношения по поводу данных противоречий, выраженные в более или менее острой конфликтной форме.

Вторая фаза международного конфликта - это субъективное определение непосредственными сторонами конфликт своих интересов, целей, стратегии и форм борьбы для разрешения объективных или субъективных противоречий с учетом своего потенциала и возможностей применения мирных и военных средств, использования международных союзов и обязательств, оценки общей внутренней и международной ситуации. На этой фазе сторонами определяется или частично реализуется система взаимных практических действий, носящих характер борьбы сотрудничества, с целью разрешить противоречие в интересах той или иной стороны или на основе компромисса между ними.

Третья фаза международного конфликта заключается в использовании сторонами достаточно широкого диапазона экономических, политических, идеологических, психологических, моральных, международно-правовых, дипломатических и даже военных средств (не применяя их, однако, в форме прямого вооруженного насилия), вовлечения в той или иной форме в борьбу непосредственно конфликтующими сторонами других государств (индивидуально, через военно-политические союзы, договоры, через ООН) с последующим усложнением системы политических отношений и действий всех прямых и косвенных сторон в данном конфликте.

Четвертая фаза международного конфликта связана с увеличением борьбы до наиболее острого политического уровня - международного политического кризиса, который может охватить отношения непосредственных участников, государств данного региона, ряда регионов, крупнейших мировых держав, вовлечь ООН, а в ряде случаев - стать мировым кризисом, что придает конфликту невиданную ранее остроту и содержит прямую угрозу того, что одной или несколькими сторонами будет использована военная сила.

Пятая фаза - это международный вооруженный конфликт, начинающийся с ограниченного конфликта (ограничения охватывают цели, территории, масштаб и уровень ведения боевых действий, применяемые военные средства, количество союзников и их мировой статус), способного при определенных обстоятельствах развиваться до более высокого уровня вооруженной борьбы с применением современного оружия и возможным вовлечением союзников одной или обеими сторонами. Если рассматривать эту фазу международного конфликта в динамике, то в ней можно выделить целый ряд полуфаз, означающих эскалацию военных действий.

Шестая фаза международного конфликта - это фаза урегулирования, предполагающая постепенную деэскалацию, снижение уровня интенсивности, более активное вовлечение дипломатических средств, поиск взаимных компромиссов, переоценку и корректировку национально-государственных интересов. При этом урегулирование конфликта может стать следствием усилий одной или всех сторон конфликта либо начаться вследствие давления со стороны "третьей" стороны, в роли которой может оказаться крупная держава, международная организация либо мировое сообщество в лице ООН.

ATP В XXI ВЕКЕ: ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАКУРСА РЕГИОНАЛЬНОГО КОНФЛИКТА

В течение 500 лет центр силы и мировой экономики был на Западе. В свое время этот центр переместился из Средиземноморья в Северную Европу, а затем пересек океан и оказался в Америке. XX век стал веком Атлантического океана. XXI век будет веком Тихого океана. Мы продвигаемся к азианизации мира. Мировая ось передвигается с Запада на Восток.

В XXI веке экономическим локомотивом для всего мира, вполне вероятно, может стать Азия. В мире нет ничего важнее того, что сейчас происходит в Азии, где живут 3 млрд людей и половине из них еще нет 25 лет. Они сформируют потребительский слой, который составит 500 млн человек, т.е. больше, чем в Америке и Европе, вместе взятых.

ATP - наиболее динамично развивающийся регион мира, в котором успешно реализуется новая модель разделения труда между промышленно развитыми и развивающимися государствами с так называемой вертикальной иерархией наукоемких и трудоемких производств в соответствии c теорией «стаи летящих гусей».

Эра Японии приходит к концу. В дальнейшем главную роль здесь будет играть система Китай - хуацяо. В то же время США будут пытаться с помощью АТЭС и других организаций вскрыть рынки в Азии.

Характернейшая черта современных международных отношений - их нестабильное состояние. После окончания «холодной войны» мир не стал безопаснее. Исчез большой страх перед глобальным ядерным конфликтом. Но на смену ему пришло множество локальных конфликтов, большая часть которых в Азии. Это объясняется тем, что в новых условиях перестали работать действовавшие ранее «регуляторы» мирового порядка. Теперь же многие региональные «центры силы» почувствовали себя хозяевами положения и склонны прибегать к силовым методам для удовлетворения своих гегемонистских амбиций.

Нестабильность характерна для международной ситуации и в АТР, и особенно для Северо-Восточной Азии. Но при этом следует отметить, что это единственный регион, в котором окончание «холодной войны» и развал соцсистемы не оказали пока существенного воздействия на структуру международных отношений. Здесь сохранилась региональная социалистическая подсистема КНР - КНДР.

Следы «холодной войны» видны в АТР, как в никаком другом регионе, в политико-идеологической и прочей конфликтности (Россия - Япония, КНДР - РК, КНР - Тайвань, конфликт вокруг Спратли и т.п.), а также в нерешенности проблем разделенных народов. В неизменном виде остается американо-японский договор о безопасности, порожденный «холодной войной», сохраняется американское военное присутствие в Южной Корее.

По-видимому, стержневым направлением всей политики США в АТР в начале XXI века будет курс на противодействие усилиям России включиться в систему экономических и политических отношений в АТР в качестве равноправного партнера. Вполне вероятно, что деловые круги США будут вкладывать свои капиталы в некоторые горные и промышленные предприятия по переработке сырьевых ресурсов Дальнего Востока и Сибири, однако, нет оснований ожидать, что такие капиталовложения приобретут значительные масштабы и сыграют серьезную роль в социально-экономическом подъеме этих районов.

Наследие прошлого вряд ли позволит быстро изменить ситуацию в плане укрепления безопасности в АТР, так как в этом районе непосредственно соседствуют два бывших главных противника в «холодной войне» - США и Россия, три члена ядерного клуба, около полутора десятков пороговых стран, где сосредоточено примерно две трети мирового арсенала обычных вооружений.

В социально-политическом отношении АТР, образно говоря, представляет собой «лоскутное одеяло», которое каждая из великих держав - США, Россия, Китай, Япония - пытается тянуть на себя, преследуя свои национальные интересы, - обеспечение выжи­ваемости, безопасности и развития, не считаясь при этом с интересами других государств.

В АТР наблюдается бурный процесс интеграции на экономической основе. АТЭС - это обширная экономическая система, включившая в себя большинство стран АТР. Страны, принадлежащие к Южно-Тихоокеанской зоне и Восточной Азии, установили между собой прочные связи, прежде всего по экономическим причинам. АСЕАН находится в процессе восстановления своей роли, включив в себя бывшие коммунистические страны в Индокитае и направив их в русло капиталистического экономического порядка. Многое в АТР будет зависеть от того, какую роль в этом регионе будет играть быстро усиливающийся Китай. Существуют две диаметрально противоположные точки зрения по этому вопросу. Первая их них сводится к тому, что более сильный Китай обеспечит мир и стабильность в регионе. Вторая точка зрения состоит в том, что более сильный Китай способен скорее увеличить политическую напряженность в АТР, чем уменьшить ее.

Можно привести достаточно веские аргументы в пользу и той и другой точки зрения. Более сильный Китай может разрушить стабильность в АТР по крайней мере по двум причинам: Китай сам склонен проводить гегемонистскую внешнюю политику, и возрастающее влияние Китая может спровоцировать наращивание военной мощи со стороны Японии, которое может, в свою очередь, вызвать новый кризис безопасности в регионе.

Поскольку военная мощь происходит от экономической, экономический рост расширит возможности Китая в плане применения силы. С этими новыми возможностями Китай сможет выбирать одну или несколько из широкого круга политических целей, соответствующих его гегемонистским амбициям, включая захват потенциально богатых природными ресурсами территорий, право собственности, на которые оспаривается, таких как острова Спратли; контроль над главными морскими путями с возможностью наложения эмбарго в отношении определенных государств; военное запугивание других государств региона с целью заставить их проводить прокитайскую политику: присоединение желаемой территории, такой как Тайвань; устранение региональных конкурентов, таких как Вьетнам. Само по себе обладание этими возможностями еще, конечно, не означает, что Китай обязательно воспользуется ими во вред другим государствам региона. Однако более экономически сильный Китай (особенно когда он превратится в так называемый «Большой Китай») столкнется с возрастающим давлением изнутри и извне, которое будет побуждать его действовать более агрессивно.

«Одним из этих влияний, - справедливо отмечает индийский исследователь Дени Рой, - является историческое бремя. Китай приобретает навыки региональной гегемонии. Как показывает опыт внешней политики Англии во времена Пакс Британика, Японии в начале XX столетия, США и СССР во время «холодной войны», нормой в истории является то, что, когда какие-либо страны становятся достаточно сильными, они подавляют попытки других стран сделать то же самое, если они полагают, что это повысит их безопасность. Китай - это большая и быстро усиливающая свое могущество страна в регионе, в основном заполненном более слабыми и маленькими государствами. Это обстоятельство часто толкает большие страны на военную агрессию, как это было в случае с нацистской Германией, милитаристской Японией и Советским Союзом».

Другим внешним фактором, побуждающим Китай к гегемонистской внешней политике, может быть «вакуум власти и силы», образовавшийся в Восточной Азии. Так, вывод войск США и СССР из региона открыл большие возможности для Китая и Японии в АТР.

После распада СССР, который был самым опасным потенциальным противником Китая в послевоенный период, российская угроза стала самой слабой с тех пор, как пекинский режим взял под контроль Китай в 1949 г. Пока Китай решает вопросы о территориальной границе с новыми независимыми государствами Центральной Азии, вмешательство России в ближайшем будущем выглядит маловероятным, что обнадеживает пекинских руководителей. Что касается вопроса о лидерстве в АТР, китайцы полагают, что США ­- это нация, находящаяся в упадке, чья возможность сохранить лидерство в АТР быстро ослабевает.

Как известно, Пекин модернизирует и усиливает свою военную мощь со скоростью, которую многие называют тревожной. Официальный оборонный бюджет заметно вырос в течение последних трех лет, по приблизительным подсчетам на 40 %, и это не считая миллиардов долларов дополнительного дохода, собранного военно-промышленным комплексом с помощью экспорта оружия и продаж потребительских товаров, произведенных частными военными предприятиями. Новые военные инвестиции расширят возможности КНР в использовании своей силы на большом расстоянии от своей границы: быстрое развертывание сил, топливное оборудование для новых китайских истребителей СУ-27, военно-морские системы массового уничтожения, такие как ракеты класса «земля-земля», электронная технология ведения войны и современное оборудование управления ракетами.

Соглашение Китая с Украиной о закупке 67 000-тонного авианосца «Варяг» вызвало болезненную реакцию в регионе и, видимо, отражает амбиции Китая стать великой морской державой в западной части Тихого океана.

Другой способ, которым экономически сильный Китай может подорвать стабильность в АТР, - это способствовать усилению японских вооруженных сил. Пока японское перевооружение носит умеренный характер. Японское правительство даже недавно объявило, что планирует небольшое сокращение сил самообороны. Более мощный Китай может, однако, подтолкнуть Японию стать снова великой военной державой, развитие которой вызвало бы наращивание военных сил и в других странах региона. При этом страны другого побережья Тихого океана почувствуют себя в меньшей безопасности.

В XX веке мир может стать свидетелем конфронтации двух гигантов - США и Китая. В настоящее время внешнеполитические амбиции Китая носят региональный характер. Однако нельзя исключать, что в будущем у него могут появиться и глобальные притязания. Но и региональные амбиции КНР могут стать препятствием на пути реализации притязаний США на мировую гегемонию.

Уже сейчас Вашингтон и Пекин с крайней опаской и настороженностью следят за действиями друг друга. Каждый подозревает другого в скрытых намерениях. Оба, вероятно, имеют достаточные основании для беспокойства, можно привести множество примеров, свидетельствующих об этом взаимном недоверии, в том числе различные позиции по вопросу о правах человека, по торговле, по Тайваню, интересы в области безопасности и т.д. Нет ничего удивительного в том, что растущая напряженность породила компенсаторские усилия, направленные на уменьшение разногласий и трений и укрепление взаимного доверия. Эти процессы составляют две стороны одной медали и образуют общую парадигму, в которую вписываются корейский и ряд других международных конфликтов.

По сравнению с возможным вызовом, который может бросить более сильный Китай безопасности в АТР и миру и стабильности во всем мире, распавшийся на части Китай представлял бы гораздо большую опасность. В этом случае ядерный потенциал Китая может выйти из-под контроля. В соседние страны из Китая с его полутора миллионным населением могут хлынуть огромные миграционные потоки, Китай будет не в состоянии больше играть роль противовеса и балансира при влиянии других региональных и глобальных центров силы в АТР.

Для того чтобы избежать этого наихудшего сценария, Китаю необходима политическая демократизация и социальная либерализация и, как условие и часть этого процесса, стабильное экономическое развитие. Этот процесс может также создать условия для Китая действовать с большей политической ответственностью в АТР и во всем мире.

Короче говоря, политика других государств АТР должна быть направлена не на блокирование развития Китая, а, напротив, на содействие его мирной эволюции и стабильному развитию.

Мир сейчас больше всего нуждается в осознании взаимозависимости, адекватном все более взаимозависимому миру. Каждая страна, требуя от других признания и уважения своих законных прав, сама должна также признавать и уважать законные права других, и самое важное из них - право на развитие.

В практической международной политике это трудная и даже, вероятно, утопическая цель. Но это серьезный вызов здравому смыслу и мудрости политиков и экспертов по международным отношениям в эпоху после «холодной войны». Если мы не сможем ответить на этот вызов, человечество ждет мрачное будущее.

Посмотрим, какие перспективы вырисовываются в российско-китайских отношениях в начале XXI в. Россию и Китай сближают три общих интереса: стремление урегулировать пограничную проблему; стремление противостоять гегемонии США; стремление противодействовать активности мусульманских сил на своих окраинах.

Кроме того, надо иметь в виду, что КНР и РФ связывает одна из самых протяженных в мире общих границ, поддержание нормального режима на которой может быть наилучшим образом обеспечено миром и взаимовыгодным сотрудничеством. Региональные интересы РФ и КНР в среднесрочной перспективе будут совпадать, экономическая взаимодополняемость КНР и РФ будет способствовать развитию торгово-экономических и научно-технических связей. КНР уже вышла на второе место после ФРГ как торговый партнер РФ.

При проведении Москвой прагматической политики в отношении Пекина России в ближайшие десятилетия не грозит никакая военная опасность со стороны Китая. Более того, КНР может стать конструктивным партнером РФ. Пекин объективно заинтересован в сильной, единой и процветающей России. Интересам быстроразвивающегося Китая противоречит перспектива оказаться в АТР один на один с экономической и военно-политической мощью Японии и США. Поэтому КНР будет содействовать укреплению российских позиций в АТР. По моему убеждению, досужие спекуляции о стремлении Китая отторгнуть российские территории севернее р. Амур и восточнее р. Уссури не имеют серьезных оснований. Во-первых, отсутствуют экономические факторы для китайской экспансии на север. Расчеты показывают, что затраты ресурсов, которые потребуются на освоение 1 га земли в этих районах, в несколько раз превышают те, которые необходимы для распахивания целины во внутренних районах Китая. Во-вторых, территориально-пограничный спор между нашими странами уже урегулирован, о чем неоднократно заявляла китайская сторона.

ТЕОРИИ КОНФЛИКТОВ И МИРА: КОНЦЕПЦИИ, ПОДХОДЫ И МЕТОДЫ

Теории конфликтов и мира: общие моменты, проблемы и императивы

Теории конфликтов, как и исследования о мире и войне, имеют давнюю традицию в политической мысли. Их анализ восходит к раннегреческим историкам, например Фукидиду, и включает выдающиеся работы, подобные сочинению Цезаря «О галльской войне». Вокруг теорий шли интенсивные теологические и политические дебаты в средние века, и они представляют собой часть Просвещения, о чем свидетельствует работа И. Канта «О вечном мире». Как важная часть политической философии, они отражают и вносят свой вклад в поиски идеального счастья, как и реального благосостояния; таким образом, в них намечается грань между поисками вечного мира и реальной безопасностью, как личности, так и общества. Уже к 30-м годам XX в. с появлением политологии как науки sui generis возникают эмпирические исследования о войнах, подобные работе К. Райта, многочисленные историко-политические анализы причин обеих мировых войн. Со времени 60-х годов появляются самостоятельные субдисциплины, такие, как изучение конфликтов и исследование путей достижения мира, со своими журналами, институтами, научными организациями и специфическими задачами. В то время как теория конфликтов определяет себя как традиционно беспристрастная наука, исследования о мире, которые начали развиваться в Скандинавских странах в 60-е и распространились на другие европейские страны в 70-е годы, четко ориентировались на ценности, прогресс и выдвижение политических инициатив, часто апеллировали к теологической и философской традиции Европы и воспринимали себя как вклад в дело мира.

Теории конфликтов и мира часто конкурировали и продолжают конкурировать друг с другом, искали и продолжают искать свое лицо в академическом изоляционизме, а порой даже пытались создавать академическую монополию. Так, существовала тенденция не придавать значения их фундаментальной нормативной, а также эмпирической взаимосвязи и, более того, степени переплетения их проблематики. Таким образом, объективно - равно как и политически - необходимое сотрудничество между ними, а также с другими дисциплинами было редким явлением и часто налаживалось слишком поздно, чтобы воздействовать на политику или содействовать миротворчеству. К тому же существующие требования к междисциплинарному подходу часто сводятся к кумулятивному би- либо мультидисциплинарному подходу или просто игнорируются. А связанный с политикой подход часто сводится к академическому критическому фундаментализму, низводящему все конкретные исследования и предложения к политическому алиби для статус-кво или к апологетическому разъяснению задним числом необходимости той или иной политики. Вообще говоря, сталкиваясь с такими позициями, европейская политика и политические элиты часто не видели ни причины, ни какой-либо необходимости вступать в диалог или принимать советы от них. Хотя в 70-е годы политика разрядки и исследования о мире были «объективными союзниками», они все же не проявляли желания сотрудничать. И в то время как основное направление европейских исследований о мире не смогло наладить сотрудничества с правительствами, парламентами и партиями, ему также не удалось сделаться союзником или, по крайней мере, установить взаимодействие с движениями за мир, противостоявшими традиционной политике в конце 70-х и в начале 80-х годов. Раздираемые разногласиями изнутри, оттесненные на обочину в прошлом и все более испытывающие потерю к себе политического интереса, исследования о мире совершили крутой поворот. Покончив как с теоретическими, так и с нормативными дискуссиями о характере мира и безопасности, их авторы вновь открыли для себя эмпирический прагматизм и сосредоточились на конкретике, например на разоружении, контроле над вооружениями и мерах по укреплению доверия, давая таким образом сообществу тех, кто занимается вопросами безопасности, ценные данные и содействие взамен своей прежней политической направленности.

В наши дни, после того как признанная наука о конфликтах и мире сосредоточилась в основном на проблемах Востока и Запада, а также Севера и Юга, составляющих совершенно отдельную сферу, - и в особенности на ядерном вопросе в период конфликта Восток­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­-Запад, эти дисциплины столкнулись с внезапным отсутствием политического лица, а также тем, что впервые в исследованиях о мире со времени 70-х годов привело к творческому кризису. Исследования о мире в настоящее время находятся в процессе переосмысления, ищут новые темы, заново определяют научно-исследовательскую проблематику и добиваются новой легитимации. Даже критически важная, но забытая дискуссия о том, может ли - и если да, то в какой степени - мир быть установлен военными средствами (т.е. вся дискуссия о поддержании мира и миротворчестве применительно к реалиям второй войны в Персидском заливе, войны в Югославии и событиях в Сомали), вновь оживилась и может положить начало новым теоретическим, равно как и нормативным, открытиям.

Для понимания сущности исследований о конфликтах и мире, следует сделать четыре общих замечания. Во-первых, нынешние исследования, или исследования нынешних конфликтов, должны обогатиться, с одной стороны, историческими данными о конфликтах, как в Европе, так и за ее пределами, а с другой - идеями и результатами изучения прошлого, включая те, что порой рассматриваются как донаучные. Сочинения древнегреческих и древнеримских авторов, а также трактаты о богословских спорах в средние века могли бы расширить аналитический фокус и помочь преодолению традиционной фиксации на нации-государстве, если бы мы на опыте Римской империи, Священной Римской империи, Габсбургской монархии учились тому, как подходить к разрешению конфликтов внутри обществ и между ними. Такая переоценка истории и уроков прошлого помогает избегать скрытой тенденциозности в современной науке о конфликтах (конфликтологии), или, по крайней мере, стимулирует размышления об этом. Тенденциозность проявляется, например, в рассуждениях о том, что общества должны быть организованы в национальные государства, определяемые по территориальному признаку, или в более расхожих тезисах о том, что после окончания конфликта Восток - Запад национальные государства в Восточной Европе должны быть сохранены, чтобы обеспечить большую стабильность Запада.

Во-вторых, и это становится очевидным при практическом применении вышеназванных идей, исследования о конфликтах и мире в особенности отражают две фундаментальные социофилософские традиции - реалистическую и идеалистическую - в европейском мышлении, которые соперничали друг с другом, накладывались друг на друга и взаимно друг друга подкрепляли. С одной стороны, реалистический взгляд стремился понять властный аспект конфликтов, а также порядки и структуры, их сдерживающие; с другой стороны, идеалистический взгляд сосредоточивался на ценностном аспекте конфликтов и постепенных изменениях. Рассматривая эти две линии мышления как бы в диалектическом переплетении, следует установить взаимосвязь между идеями Макиавелли о способе управления государством и утопической моделью идеала Кампанеллы. Это, например, означает, что политически эффективный современный европейский порядок должен не только признавать принцип существования конфликтов, но и сочетать это с потребностями мира и безопасности.

В-третьих, развитие этих дисциплин является не только ориентированным вовнутрь, т.е. руководствуется научно-академическими критериями или образцами, но связано с общественной дискуссией, политическими заботами общества и процессами обучения масс и элит. Эта связь между исследованиями конфликтов и мира и политическими событиями во «внешнем» мире становится очевидной, если посмотреть на развитие исследований о мире в 60-е и 70-е годы. Удалось ли исследованиям о мире воздействовать на политику или нет - объективно они составляли определенное дополнение к политическим мероприятиям. Их авторы не только касались цены и риска военного конфликта Восток - Запад, но и хотели использовать разрядку для того, чтобы решить эти проблемы, или, по крайней мере, лучше контролировать их. Нынешний кризис идентичности и легитимности признанных исследований о мире точно отражает проблемы нынешних политических элит в Европе и перестройки их мышления после окончания конфликта между Востоком и Западом.

В-четвертых, исследования о конфликтах и мире должны быть четко увязаны с общей идеей общественного развития. Опять же реалисты часто рассматривают конфликты, применение военной силы и доминирующую роль нации-государства как «естественные», т.е., в сущности, незыблемые. Сторонники крайних взглядов определяют роль конфликтов и войны в дарвиновском духе, т.е. как здоровое очистительное средство, законное средство перемен, необходимое для исторического развития. Идеалисты, однако, исходят из того, что общества, в принципе, способны учиться, и в качестве одного из важных шагов в таком историческом процессе обучения они используют ненасильственные механизмы как средство замены войн и других типов военных конфликтов. И вновь такая апелляция к глубинному постижению общества важна как для анализа, так и для политических шагов. Введение моделей интеграции ЕС в целях изменения меж- и внутригосударственных политических структур и моделей конфликтов на пути к общеевропейскому порядку основано как раз на данном понятии: о том, что даже в ныне ренационализирующейся Восточной Европе интеграция, и в то же самое время в результате этого и умиротворение, в принципе, достижимы.

Один из процессов интеллектуального обучения ядерного века и особенно политики разрядки заключается в том, что мир не только продукт нормативного мышления или благое пожелание, но состояние, соответствующее коренным интересам, как отдельных обществ, так и мирового сообщества. Эта взаимосвязь между моралью и интересами не изменилась после окончания ядерной конфронтации между Востоком и Западом. Очевидно - даже в отношении политической нестабильности в бывшем Советском Союзе, - что после окончания конфликта Восток - Запад опасность преднамеренного, как и случайного обмена, ядерными ударами значительно снизилась, однако она продолжает существовать, и если вспомнить о худших сценариях распространения ядерного оружия, то она может стать даже большей, чем в период ядерной гегемонии США и СССР. И вновь: являемся ли мы сторонниками подхода Руссо или Гоббса, т.е. вопрос не в том, желателен ли мир или возможен ли он, но в том, как его достичь.

Концепция конфликта: от конфликта к миру

Хотя исследования о конфликтах и мире рассматривают одни и те же проблемы, их специальные и разные подходы привели к различным, но взаимодополняющим результатам по вопросу об основополагающем определении конфликта и мира. Таким образом, нижеследующая дискуссия по поводу концепции конфликта может в основном пользоваться исследованиями о конфликтах, в то время как концепцию мира можно объяснять со ссылками на исследования о мире. Однако в соответствии с гипотезой о том, что нужен более обобщающий подход для достижения новой новаторской динамики в исследованиях о конфликтах и мире и что в рамках этого обобщения необходимо разработать более всесторонний взгляд, т.е. связать друг с другом как подходы дисциплины о мире, так и подходы конфликтологии, - следует коснуться также и трех других взаимосвязей, которые часто не замечались в прошлом.

Во-первых, и конфликты и мир как состояния взаимосвязи между политическими единицами, например национальными государствами, могут быть объяснены и разрешены только в том случае, если традиционное разделение на внутреннюю и внешнюю политику будет заменено концепцией, в которой также будут взаимосвязаны различные уровни анализа, включая различные секторы общества. Это особенно верно в отношении растущей международной взаимозависимости, регионализации и глобализации вкупе с также растущей «медиазацией» - расширением и углублением роли средств массовой информации (СМИ) в динамике конфликтов.

Во-вторых, столь же опасно отделение друг от друга внешней экономической и военной политики. Конфликты «чисто» политического, экономического, военного или иного характера встречаются редко; в большинстве случаев мы находим смешение причин. Идея о том, что мир и безопасность имеют политическое, экономическое, военное, социокультурное и т.п. «измерение», должна вдохновить аналитика на поиски взаимосвязей между этими измерениями. В особенности если обратиться к анализу динамики конфликтов, как в плане их эскалации, так и в плане их разрешения, часто можно обнаружить характерный эффект подпитки между, например, экономическим и военным измерениями: войны не только характеризуются боевыми действиями, но и имеют огромные политические и экономические последствия, как ожидаемые, так и непредвиденные.

В-третьих, в реальной политике очень редко проявляется, как это часто себе представляют, антагонизм между конфликтами и сотрудничеством в отношениях между обществами или внутри одного общества. В большинстве случаев - и даже в конфликтах с высокой степенью эскалации - налицо и конфликт и сотрудничество; в некоторых случаях конфликты рождают консенсус, каким бы ограниченным он ни был. Это значит, что при анализе конфликтов должна изучаться взаимосвязь между сотрудничеством и конфликтами, а также что урегулирование конфликтов и миротворчество должны пользоваться существующим открытым или молчаливым консенсусом между конфликтующими сторонами.

Окончание конфликта между Востоком и Западом представляет собой пример того, как действуют эти три императива. Во-первых, разрядка, равно как и политика ОБСЕ, четко увязывали внешнюю политику и внутренние изменения, стремясь к снижению угрозы извне и поощрению внутренних реформ. Во-вторых, концепция и реальность политики разрядки и политики ОБСЕ были основаны на стратегии широкого размаха, устанавливавшей связь между безопасностью и политическим и экономическим сотрудничеством. Именно новое открытие политических и экономических средств осуществления целей безопасности сделало разрядку столь успешной и явилось первым шагом в процессе урегулирования конфликта Восток - Запад. И в-третьих, свойственное разрядке сочетание инициатив и санкций - от сооружения газопроводов до решения НАТО об «улице с двусторонним движением», а также специфическое разделение труда между США и западноевропейцами в деле разрядки стимулировали процесс обучения советских элит.

Хотя исследования о конфликтах и мире требуют признания их своеобразия, основанного на различных подходах и ценностных установках, они все же взаимосвязаны не только в общем, как подчеркивалось выше, но и в специфике, если определять мир как состояние либо порядок (внутри общества и/или между обществами, организованными ныне как национальные государства), который на деле исключает войну, и если определять войну как вид конфликтного поведения. Теперь, чтобы суммировать развитие теории конфликтов, можно вкратце изложить концепцию конфликтов с помощью следующей аргументации из четырех пунктов.

Во-первых, конфликт большей частью - и справедливо - определяется как результат несовместимых интересов заинтересованных акторов. Его особенности с точки зрения характера спорных вопросов, интенсивности конфликтного поведения и экстенсивности его размаха зависят от степени несовместимости или исключительности интересов, а также политической релевантности последних. Существуют интересы не только вещественного (substantial) свойства - территориальные приобретения, экономические преиму-щества или военно-стратегические выгоды, - но и позиционного характера. Позиция связана со структурой власти и местом отдельного актора в рамках такой структуры. Будучи как субъектом, так и объектом властных структур или порядков, позиционные приобретения или потери могут быть важными интересами как таковые или в сочетании с интересами вещественного характера. Хотя существует разница в целях и средствах между позиционными и вещественными интересами, они, тем не менее, взаимосвязаны. И эта взаимосвязь позволяет получить прямой аналитический доступ к властным структурам через исследования стремлений к удовлетворению вещественных интересов, привнося, таким образом, реалистические подходы в анализ. Такой градуированный и взаимодополняющий подход не только дает возможность лучшего «измерения» интересов, равно как и их «иерархизации» и «инструментализации», но и открывает пути к стратегиям разрешения конфликтов, основанным на сбалансированных пакетных сделках, компенсации асимметричных интересов и постепенном нахождении компромисса, включая разработку формул общих интересов. В дополнение к этому он вводит идею властных структур и окон возможностей в эмпирический анализ конкретных интересов, т.е. дает возможность систематического обобщения и введения более высоких уровней анализа. Таким образом, он представляет ценность как для детального эмпирического и систематического анализа, так и для политических рецептов.

Во-вторых, конфликт рассматривается в объективных и субъективных терминах. Структурные конфликты или конфликтные потенциалы являются результатом отмеченной выше разницы интересов, они существуют объективно - даже если задействованные акторы об этом не подозревают. Если и когда акторы осознают такие объективные конфликтные потенциалы - а это политический процесс, т.е. зависимый от конкретных политических приоритетов, политических интересов и политической динамики, - и решают определить их как политические проблемы либо активно, либо более реактивно, объективный потенциал ведет - или, скорее, может вести - к конфликтным политическим шагам. Субъективное восприятие тем самым преображает объективный конфликт в манифестный, актуальный или «открытый» конфликт, определяемый конкретными мерами, такими, как военные, политические или экономические действия, в поддержку собственных интересов в противовес интересам другого актора. В итоге конфликт есть результат потенциала и его политической актуализации, иными словами, конфликт окончательно оформляется как манифестным конфликтным поведением, так и конфликтным потенциалом. Проведение такого разграничения между потенциальным и манифестным конфликтами опять же имеет как аналитическую, так и политическую релевантность. Оно дает возможность поиска возможных конфликтов задолго до их возникновения, т.е. придает анализу конфликтов роль политического раннего предупреждения, оно подчеркивает релевантность субъективного фактора (который, по определению, открыт для влияния), сдержанности и функциональной эквивалентности и дает ясно понять, что отсутствие конфликтного поведения или прекращение открытого конфликта не обязательно означает разрешение самого конфликта, подвергая, таким образом, сомнению традиционные политические мероприятия по контролю над конфликтными ситуациями.

В-третьих, конфликт - это еще и вопрос конфликтного поведения. Введение поведенческих аспектов (как отдельных и с логической точки зрения «равных» категории интереса) не только обосновывается тем фактом, что конфликтные проявления, по определению, выражаются в поведенческих категориях, но также и тем, что, несмотря на приведенный выше логический аргумент, политическая реальность показывает, что манифестный конфликт возникает даже без значительных конфликтных потенциалов, т.е. без конфликтующих интересов. Назвав это «метаконфликтом», конфликтология должна была или признать свои методологические границы при определении этих созвездий интересов, которые составляют конфликтный потенциал, или искать другие объяснения. Следовательно, несовместимые интересы рассматриваются теперь не как «единственная», но как лишь «одна» из причин конфликтного поведения. Другой причиной является поведенческая динамика, т.е. конфликтная динамика, основанная на цепочках взаимодействия (interaction chains), петлях обратной связи (feed-back loops) и процессах эскалации, в которой поведенческая динамика доминирует над моделью конфликта, в то время как лежащие в основе интересы или вещественные цели конфликта играют подчиненную роль или маргинализуются в конфликтной динамике. Действительно ли и в какой степени конфликт является конфликтом и/или метаконфликтом, зависит от конкретного случая. Первая мировая война, например, рассматривается как классическая (конфликт по поводу положения в созвездии европейских держав со всеми экономическими, политическими и военно-стратегическими последствиями, которые подразумеваются, и несет в себе типические характеристики метаконфликта, если объяснить ее возникновение (более или менее нечаянное соскальзывание на путь войны вследствие существующей модели взаимодействия, ведущей к политической неконтролируемой эскалации). И вновь: привнесение поведенческого аспекта дает возможность дальнейшей классификации, дифференциации политических мер контроля. Таким образом, выявление объема и глубины ущерба, а также соотношения затрат, риска и выигрыша от применения различных инструментов конфликтного поведения - в международном конфликте перечень инструментов варьируется от дипломатических, экономических до военных средств или их комбинации (в случае военных средств - от простой угрозы обычными вооружениями до угрозы нанесения ядерного удара) ­­­- и становится дополнительным шагом при анализе конфликтов.

Наконец, в-четвертых, ориентация данной аргументации на актора должна быть дополнена анализом системы. Как упоминалось ранее, акторы являются не только субъектами международной политики, включая конфликты, но также и объектами. Это означает не только то, что актор А является объектом потому, что актор Б начинает конфликтовать с ним, но и то, что основная модель конфликтного поведения, определения интересов и стремлений к их удовлетворению, а также формирования политики обоих акторов в большой степени детерминирована или находится под влиянием системы, частью которой (вольно или невольно) является данный актор. Следовательно, некоторые системы - региональные, секторальные, сферы спорных вопросов и т.д. - являются более конфликтогенными по сравнению с другими благодаря своим специфическим структурам и поведенческим моделям акторов, которые, в свою очередь, и отражают, и формируют эти структуры. Учет этих структур, моделей и динамики системы существенно важен для понимания и разрешения конфликтов. Сам этот анализ взаимосвязи между актором и системой привел к идее дилеммы безопасности актора - национального государства в сегодняшнем международном порядке - и далее к идее структурного принуждения даже явно несогласных акторов к принятию системной динамики и, наконец, к идее интеграции, федерализации и объединения (например, в Европе), с тем чтобы наметить лучшие пути контроля и управления конфликтом.

В итоге этот аналитический подход означает, что, когда анализ конфликта сосредоточивается сначала на интересах, восприятиях, выборе вариантов инструментария и поведении акторов, а затем на системе, в которой действуют акторы конфликта, разрешение конфликтов должно обязательно являться процессом, направленным на выработку или функционирование в рамках существующей большой стратегии, постепенно охватывающей все эти четыре фактора поведения заинтересованных акторов в дополнение к системе или подсистеме, в которой фактически происходит конфликт. С точки зрения практической политики это дает своего рода справочный перечень факторов, на которые нужно обращать внимание, стремясь найти адекватное решение проблемы.

Что касается исследований о мире, то подобная аргументация неудовлетворительна. В ней отсутствует прогрессивная перспектива, необходимая в условиях, которые исследователи мира рассматривали как ситуацию «последней минуты», порой эксплуатируя затаенные страхи перед катастрофическими событиями: от ядерной войны и массовой иммиграции иностранцев до экологического краха. В дебатах о мире и конфликтах специфический вклад исследований о мире заключается в развитии концепции насилия, а также идеи и определения мира.

Концепция насилия

Введение концепции насилия в качестве составной части при анализе конфликтов сначала наталкивает на мысль сфокусировать анализ конфликтного поведения на насилии. Поиски насилия или прямого ограничения или нарушения воли, благосостояния или общей идентичности индивида, группы и/или национального государства позволили аналитикам упорядочить разное конфликтное поведение и применение различных инструментов или вариантов в виде четкой иерархии. Это было правомерно и имело смысл в ситуации, когда ядерная катастрофа как предельная форма насилия казалась сильнейшей угрозой, которой поэтому следовало избегать любой ценой. Иерархизация насилия дала возможность не только установить порядок различных форм, путей, степеней интенсивности и размаха насилия, но и сравнить различные виды конфликтного поведения, т.е. используемые при этом инструменты и варианты, например политику военного вмешательства или экономических стимулов, важных для развития и легитимации политики разрядки в противовес традиционной политике конфронтации и сдерживания.

Затем был сделан второй шаг - обращение к аспектам интересов и системы. Исследования о мире - и особенно «критические» - внесли разграничение между фактическим (actual) и структурным насилием. В то время как манифестное конфликтное поведение может представлять собой фактическое насилие, структурное насилие обнаруживается в структурах, которые несправедливы или дискриминируют некоторых акторов. Другими словами, утверждалось, что такие структуры порождают насилие ввиду присущего им распределения власти или связанной с ним реализации интересов. В соответствии с традиционной «левой» политической платформой это привело к тому, что традиционно повышенное внимание конфликтологии к проблемам противостояния Востока и Запада дополнилось таким же вниманием к вопросам антагонизма между Севером и Югом. Исследователи мира полагали, что этот антагонизм является самым ярким примером структурного насилия.

Третьим результатом фокусировки анализа конфликтов на насилии были сознательные поиски ненасильственных реакций на применение насилия в манифестных конфликтах. В то время как концепции общественной защиты и гражданского неповиновения, как и обращение к ненасильственным стратегиям Ганди, играли лишь маргинальную роль, идея выработки непровоцирующих ответов, мер по деэскалации и снижению напряженности в конфликтах, а также по предотвращению конфликтов оказали значительное влияние на разрядку, контроль над вооружениями и политику разоружения.

Аналитическую ценность открытия категории насилия не следует расценивать как бесполезную на том основании, что в этой дискуссии в общественных кругах доминируют упрощенные баталии между фундаменталистами (или пацифистами) и реалистами (или людьми, считающими законным применение насилия для поддержания порядка). Таков был в последнее время фон дискуссии о поддержании мира силами ООН. Как только дебаты перемещаются от общего к конкретному, т.е. отдельным случаям, насилие (и стратегии по его преодолению) становится более сложной и динамичной проблемой, при которой вопрос «насилие: да или нет?» сменяется вопросом «что, в какой степени, когда и какое насилие имеет место?», а также «какое встречное насилие эффективно или как оно может быть легитимировано?».

Хотя использование категории насилия ведет серьезного аналитика, и особенно того, кто разрабатывает политические решения, к более дифференцированному пониманию проблемы, принятие концепции мира имеет более общий эффект. Оно вновь открывает путь к обобщению или обретению заново «большой» идеи, которая часто теряется из виду в эмпирической или казусно ориентированной конфликтологии. По сравнению с концепцией конфликта идея мира ориентирована на ценности и цели. Она воспринимает реальность как в целом поддающуюся и подлежащую улучшению, а мир - как необходимое и легитимное состояние общества, которого нужно достичь, и как ясную обязанность науки и политики продвигать вперед дело мира. Как таковая концепция мира способствовала не только распределению по категориям тех или иных порядков и/или политики акторов, включая сравнение различных порядков и моделей, но и созданию нравственного императива для общества.

В этом мировоззрении три аспекта имеют особое значение. Во-первых, исследования о мире - подобно конфликтологии - воспринимают мир как технократическую необходимость, так как рентабельность мирного урегулирования конфликтов, измеряемая в совокупных политических, экономических и военных затратах, «дешевле» немирных решений. Во-вторых, и в дополнение к этой «технократической» рациональности, исследования о мире - в данном случае в противоречии с конфликтологией - рассматривают немирные решения как нелегитимные или направленные против основных человеческих ценностей. И в-третьих, исследования о мире подразумевают, что мир не только абстрактная или утопическая идея, но может быть претворен в жизнь благодаря операциональному понятию миротворчества. И вновь: постепенность, реформизм и вера в исторический прогресс или политическое обучение являются важнейшими элементами такого понимания мира.

При такой открытой мирной ориентации исследования о мире должны операционализировать идею мира. В этом плане разработана концепция негативного и позитивного мира, что опять же не только дало возможность проведения более совершенного анализа, но имело и значительную предписывающую функцию. Негативный мир - это подход, направленный на минимизацию, сокращение, преодоление и т.д. как способности, так и желания применять насилие в конфликтах. Если применить концепцию иерархии насилия, это значит, что следует избегать непосредственного применения вначале обычных, а затем ядерных вооружений и других видов оружия массового поражения; в духе имплицитного градуализма исследований о мире это означало вначале установление контроля за ядерным потенциалом, а затем его сокращение и т.п. В то время как в рамках исследований о мире в период европейских выступлений в защиту мира, например в середине 50-х, 60-х и 70-х годов и особенно в 1979-83 гг., сторонники фундаменталистских взглядов требовали одностороннего разоружения, революционных решений и политики неподчинения согласованным решениям НАТО, реалистичный градуализм контроля над вооружениями, возобладавший в Европе в конце 70-х годов, как выяснилось, способствовал достижению большего успеха в выдвижении конкретных и приемлемых идей для политических решений.

Позитивный мир должен восприниматься как необходимое дополнение к негативному миру. Там, где негативный мир стремится ликвидировать все инструменты и варианты насилия, позитивный мир стремится создать такую политику, механизмы и структуры, которые не только на деле исключают способность и волю к применению насилия, но и создают такие сочетания интересов или такие процессы гармонизации интересов, при которых конфликты либо не возникают, либо разрешаются на самой ранней стадии. Интеграция Западной Европы после 1945 г., политика разрядки в 60-е и 70-е годы и процесс СБСЕ с момента своего начала в 70-е гг. - все это примеры политики, основанной на идее позитивного мира. И не случайно, что урегулирование ближневосточного конфликта рассматривается не только как прекращение насилия, но и как установление «позитивных» моделей, т.е. ориентированных на консенсус и вырабатывающих консенсус, опирающихся на общие интересы и формирование наднациональных структур. Сходным образом многие модели компромиссов для снятия конфронтации Севера и Юга основаны на идее о том, что создание справедливых экономических и политических условий, в том числе Нового мирового порядка, при котором такая договоренность о глобальном равенстве шансов будет действительно соблюдаться, не только способствует политической деэскалации и новой стабилизации всемирной системы, но и является условием процессов всеобщего разоружения.

Несмотря на тупиковые подходы фундаменталистского эскапизма и революционного романтизма в исследованиях о мире, последние внесли значительный вклад не только в дело лучшего анализа, но и в лучшее разрешение конфликтов. Они принесли с собой четкий фокус, базирующуюся на ценностях иерархию политических инструментов и вариантов действия, более широкое и более политическое понимание военного конфликтного поведения. Они выработали новые идеи, например идею позитивного мира, и поставили на повестку дня исследований и политики конфликты между Севером и Югом.

Вопреки кардинальным расхождениям с конфликтологией по поводу роли ценностей в науке и роли науки в своих обществах исследования о мире, тем не менее, доказали, что являются существенным дополнением к конфликтологии, не только вдохнув новую жизнь в изучение конфликтов, но и обогатив арсенал политики.

Подходы: от моно- к дополняющей мультикаузальности

Родившись в тени признанной политической науки, теории конфликтов и мира не только извлекли пользу из теоретических, концептуальных и методологических успехов, уже достигнутых во все более совершенствующейся дисциплине международных отношений, но также еще раз подтвердили и уточнили уже существующие знания. Хотя конфликтные исследования - и особенно американских ученых - претендовали на то, что они составляют нечто совершенно новое и неизвестное и поэтому нередко игнорировали уже существующую концептуализацию или пренебрегали ею, а исследователи о мире - и особенно их критическая составляющая - сами пытались порвать с традиционной политологией, обе эти дисциплины имплицитно использовали или эксплицитно заново изобретали подходы, хорошо известные и в европейских, и в американских общественных науках. Как с точки зрения исторического развития, так и с точки зрения аналитической ценности можно выделить четыре аналитически и политически релевантных подхода: структурный, функциональный, поведенческий и подход к процессу принятия решений. Обсуждение их ниже в отдельности не дело принципа; мы поступаем так лишь для ясности изложения. Из вышеприведенных определений конфликта и мира следует, что каждый из этих подходов позволяет нам сосредоточиться на отдельном аспекте, элементе и измерении отдельного конфликта или класса конфликтов, но составляет лишь одно, но не единственное концептуальное условие.

Другими словами, анализ конфликтов понимается - как и в общественных науках вообще - как поиск более чем одной причины. Лишь мультикаузальное объяснение дает достаточное разнообразие объяснений, и вдобавок к этому оно должно быть всесторонним, т.е. должно выявить, взвесить и связать друг с другом различные отдельные причины. Это, однако, можно сделать лишь тогда, когда используется более чем один подход.

Структурный подход предполагает, что политика и политические решения являются результатом влияния структур, детерминирующих сущность, качество и диапазон действия или бездействия. Структуры рассматриваются как сравнительно независимые от политического времени, режима или актора. Однако они не являются вечными, естественными или трансцендентально данными, но представляют собой результат конкретных политических действий своих или внешних акторов во временном цикле, будучи, таким образом, открытыми для перемен, обычно перемен относительных (перемены могут считаться результатом как кумулятивных, неуклонных или взаимодополняющих действий, так и внезапных срывов, когда либо превышены способности к адаптации, либо уровень давления стал выше способности системы адекватно отреагировать на изменения, эти проблемы порождающие).

Политические структуры являются как продуктом, так и причиной интересов. По традиции структурный подход фокусируется в первую очередь на интересах, а затем конструирует системы или структуры интересов. Поэтому он особенно привлекателен для анализа конфликтов. Во-первых, его особое внимание к интересам делает структурный анализ особенно плодотворным для понимания конфликтов, коль скоро они вызваны негативным вмешательством в сферу чьих-либо интересов. Во-вторых, особый фокус структурного анализа на взаимосвязи между вещественными интересами и властными структурами позволяет в полной мере использовать как концепцию насилия, так и концепцию мира, т.е. разработать структуру с минимумом насильственной власти как в ее реальной (actual) форме, так и в структуре как таковой. В-третьих, присущий ему поиск основополагающих структур (basic frameworks) - как синхронически, так и диахронически обобщающих - особенно применим к тем из них, чьи интересы заключаются в усвоении уроков и в определении специфического и общего аспекта конкретных казусов конфликта.

Поэтому неудивительно, что структурные подходы нашли применение в исследованиях и о конфликтах, и о мире, способствуя не только широкому распространению взглядов о структурной релевантности конфликта между Востоком и Западом, но и общих идей о роли конфликтов в формировании как международных, так и внутринациональных структур и политических порядков. Идея дилеммы безопасности, а также характеристика международного порядка как системы организованного отсутствия мира (non-peace) являются важными результатами структурного анализа. Хотя различные идейные школы предлагали разные модели структур - например, в спорах о том, являлись ли модели конфликтов в Советском Союзе в большей степени результатом идеологических или властных интересов, - они все же были едины в том, что лежащие в основе структуры существуют, определяют или, по крайней мере, сильно влияют на проводимую политику, а искусство или наука политологии состоит именно в том, чтобы обнаружить эти структуры и показать, как и в какой степени они работают.

Несмотря на все аналитические заслуги структурного подхода, наука о международных отношениях в целом и анализ конфликтов в частности нередко сталкивались с двумя ограничениями, присущими структурному анализу.

Во-первых, во многих анализах, в которых применялся этот подход, появлялась скрытая тенденция к гармонии; поиски совершенной структуры обесценивали идею перемен. Для анализа конфликтов это означало, что будет недооценена конфликтная динамика; для исследований о мире это означало, что не будет введено понятие прогресса. Не случайно, например, структуралисты определяли такие национальные государства, как ГДР и Советский Союз, как стабильные, со всеми вытекавшими из этого их политическими рекомендациями по отношению к этим странам, ибо они считали хорошо организованные и эффективно управляемые политические системы этих стран незыблемыми. События показали, что структурная стабильность была сильно переоценена, а внутренние - и структурные - противоречия недооценены. С точки зрения дефиниции конфликта структурный анализ в своих поисках «совершенной» структуры упустил из виду воздействие конфликтных потенциалов.

Второй недостаток структурного анализа особенно проявился в анализе конфликтов и мира, когда стало ясно, что контроль над вооружениями не смог заполнить брешь между структурной необходимостью или требованием контроля над вооружениями и разоружения, с одной стороны, и политической неспособностью следовать такой объективной необходимости - с другой (хотя политические элиты - по крайней мере, с 70-х годов - субъективно осознавали ее). Таким образом, структурный анализ сумел определить рамки конкретных политических действий, но не смог объяснить поведение конкретных акторов или политические модели. В то время как ограниченная объяснительная вариантность структурного анализа казалась терпимой при анализе «обычных» вопросов, она считалась неудовлетворительной в случаях, подобных конфликту Восток - Запад, с его потенциальным вариантом ядерной войны и всемирного самоубийства. Наконец, политические события 80-х годов возбудили дополнительные сомнения относительно действенности структурного подхода. Переломные политические события, например двойное нулевое решение в переговорах по ракетам средней дальности, мирная революция в ГДР и объединение Германии и, наконец, распад Советского Союза, казалось, демонстрировали, что в критических случаях структуры ломались намного легче и быстрее, чем предполагалось.

Функциональный подход как будто бы преодолел концептуальные недостатки, оставшиеся от структурного анализа. Свойственные ему искания взаимосвязей различных факторов - и компонентов структур, - а также моделей взаимодействия на различных уровнях обобщения позволили сфокусировать внимание на динамике, диалектике преемственности и перемен, равно как и на прогрессе или регрессе, если ввести идею исторической зрелости.

Вследствие этого функциональный анализ, во-первых, подчеркивал функциональную взаимосвязь политики как деятельности (politics) и как отдельных мероприятий (policies), а также политических порядков. Для конфликтологии это означало введение анализа целей и средств, расчетов затрат, риска и выигрыша и применение концепций функциональной рациональности. Для исследований о мире это открыло дорогу для поисков функциональных эквивалентов насильственным конфликтным решениям и для идей позитивного мира, общей безопасности и динамики снижения напряженности. Во-вторых, функциональный анализ сосредоточился на проблеме той вариантности политического действия, которую не мог объяснить структурный анализ, т.е. каждодневной конкретной политической деятельности. Давая функционалистские объяснения проблемам, начиная от гонки вооружений до амбиций сверхбезопасности и советских ракет средней дальности, функциональный анализ обогатил и расширил структурный подход и оказался особенно ценным в деле объяснения и прогнозирования политических перемен.

Таким образом, особенно в европейских исследованиях о конфликтах и мире, структурно-функционалистский подход был разработан именно для преодоления ограничений структурного и функционального анализа путем их сочетания. И вновь концепция интересов показала свою ценность; она явилась недостающим звеном между структурами и акторами и дополнила анализ конфликтов подходом к взаимосвязанным потенциальному и манифестному конфликтам.

В рамках «брачного» союза между структуралистами и функционалистами анализ принятия решений приобрел значимость для исследований о конфликтах и мире, особенно когда аналитики искали генезис конфликтов и вырабатывали их решения. Как упоминалось выше, потенциальный конфликт становится манифестным, когда акторы осознают несовместимость интересов.

Этот процесс осознания, определения проблемы, выбора вариантов и осуществления курса является в первую очередь делом политических элит, владеющих полномочиями на принятие таких решений. Как концептуальная разновидность функционализма, подход к процессу принятия решений требует микроанализа ключевого шага в возникновении конфликта. Его релевантность становится очевидной не только при анализе представлений и заблуждений, включая лежащие в его основе исторические и функциональные модели, но и при изучении переговоров, столь важных для управления конфликтом и его урегулирования. Хотя исследования процесса принятия решений часто характеризуются тенденцией, связанной с вышеотмеченной проблемой уровня анализа - они недооценивают интерактивный характер конфликта и динамики разрешения конфликта и переоценивают компетентность, легитимность и свободу действия национального руководства, - подход к процессу принятия решений все же расширил структурно-функциональный анализ двояким образом: он определил принятие решений как процесс, в котором национальные интересы (следует напомнить читателю, что национальное государство все еще является доминирующим актором в международных отношениях и что правительствам национальных государств - если они хотят оставаться у власти - в первую очередь приходится искать внутреннюю, а не международную поддержку) операционализируются в политические действия в соответствии с некоторыми моделями, условиями и механизмами. Данный подход открыл пути для международного взаимодействия и особенно анализа переговоров. Во многих исследованиях по контролю над вооружениями особенно подчеркивались преимущества этого подхода в объяснительном плане; аналитикам конфликтов он показал генезис конкретных политических мероприятий, как, например, вооружение вообще и ядерное вооружение или разоружение в частности; исследователям мира он позволил воспользоваться идеей о рациональности-иррациональности при принятии решений, о различии между ценностно ориентированной политикой и политикой, ориентированной на интересы, и о развитии идей обучения миру в целях изменения моделей и структур конкретного процесса принятия решений.

В то время как подход к процессу принятия решений имплицитно основан как на функциональном, так и на структурном подходе, поведенческий подход определенно является подвидом функционализма. Разработанный и почитаемый главным образом в США, он фокусировался на интерактивном аспекте формирования международных и внутристрановых конфликтов. Отражая долгую и своеобразную традицию, для которой характерна безотчетная неприязнь к критической теории и ценностно ориентированному анализу вообще, и определяя себя как альтернативу структуралистскому взгляду, поведенческий подход был отмечен тремя достижениями.

Во-первых, он обратил особое внимание на специфическую разновидность манифестного конфликта: конфликт без причин или конфликты, в которых различия интересов являются или становятся второстепенными, тогда как эскалация, интенсификация, расширение и дальнейшее пренебрежение нормами, т.е. конфликтное поведение, становятся доминирующими источниками их динамики. Когда структуралисты характеризуют подобный акцент как неспособность или нежелание бихевиористов выявлять скрытые интересы, им, тем не менее, приходится признать, что поведенческая динамика играет важную роль (во многих конфликтах) и обогащает как функциональный анализ, так и анализ, основанный на процессе принятия решений. И вновь югославский кризис служит примером того, как легко и быстро поведенческая динамика может возобладать над давно утвердившимися моделями и даже структурами.

Во-вторых, теории - или, вернее, теоремы - стимула и ответа, игры и системной динамики вызвали появление ряда интересных эмпирических исследований, таких, как систематический анализ событий и ядерного сдерживания, а также подвели к началу моделирования. То, что в большинстве случаев в этих анализах недоставало необходимых теоретических пре- и пострефлексий, а результаты часто бывали наивными или тривиальными, не означает, что они не имели даже для структурно-функционального подхода некоторых полезных и стимулирующих функций.

В-третьих, эти бихевиористы благодаря своему увлечению манифестными действиями и потребностям моделирования собрали многочисленные данные, и это опять же не следует недооценивать в плане анализа конфликтов. Синхронические или диахронические, межнациональные или внутринациональные, специализирующиеся на видах деятельности или характеристиках, бихевиористы (в основном американские) выпускали справочники и сборники данных, включавшие предложения по их организации или классификации по измерениям и т.п., которые полезны даже для структуралистов. Они полезны не с точки зрения своих антитеоретических подходов или своей переоценки квантификации, но с точки зрения практического использования огромной базы данных. Однако тот факт, что все эти исследования и модели описывали, а не объясняли конфликты, что большая часть собранных данных и обобщений оказалась или теоретически, или эмпирически необоснованной и что даже методики причинного и имитационного моделирования не стали адекватными инструментами для серьезного политического консультирования, является не только следствием имплицитных ограничений бихевиоризма. Если и конфликтолог, и исследователь мира погрузятся в детали этих работ, они внезапно столкнутся с фундаментальным отсутствием точных, надежных, правдивых и сравнимых данных и со столь же фундаментальным отсутствием точных понятий, а также с крайним недостатком методов для измерения, оценки и нахождения взаимосвязи между различными факторами, причинами, структурами или функциями, относящимися как к конфликту, так и к миру.

Исследования о конфликтах и мире

Таким образом, хотя исследования о конфликтах и о мире представляют серию общих идей по поводу определения и ряд общих подходов к изучению конфликтов, на более операциональном уровне они все еще находятся на младенческой стадии. Насилие не может быть адекватно измерено, а различные его формы не удается сопоставить друг с другом. Даже такие известные взгляды, насчет которых достигнут полный консенсус, как взаимосвязь между конфликтом и сотрудничеством, между экономикой и политикой или между экономическими и военными опорами власти, становятся сомнительными, когда мы хотим использовать их в эмпирических исследованиях. Еще более тревожит то, что увяла общетеоретическая дискуссия, шедшая в 70-е годы. Восьмидесятые годы принесли с собой множество казусных исследований, но не продолжение базисных теоретических или обобщающих работ. Исчезли даже горячие методологические дебаты 70-х годов между поборниками количественного и качественного анализа, вследствие чего вновь создалось гетто для первых из них, намеревавшихся перенести научные открытия, подобные тем, которые И. Ньютон и другие перенесли в механику, в общественные науки. В общем и целом исследования о конфликтах и о мире не только делают первые шаги, но и могут быть сравнимы с космической физикой: много накопленных знаний, но нет систематического ответа на вопросы. Хуже того, их изоляция друг от друга и интеллектуальный апартеид представляют собой плюрализм без последствий, но остается лишь то утешение, что никто не мешает спокойствию друг друга и все считают, что только они владеют истиной, хотя недовольны, что их не слушают другие.

Такая критическая оценка более чем двух десятилетий исследований о конфликтах и о мире не должна упускать из виду как позитивные явления в прошлом, так и окно возможностей, создаваемое их нынешним интеллектуальным, а также политическим кризисом. В отдельных областях, большей частью не замеченных аналитиками основного течения, исследования о конфликтах и о мире принесли интересные и многообещающие результаты. В сфере контроля над вооружениями - несмотря на все теоретические и политические ограничения - можно отметить множество концепций, подходов, эмпирических результатов и ценных политических рекомендаций, которые имеют значение не только для продолжения контроля над вооружениями, разоружения и мер укрепления военного доверия между Востоком и Западом, но и во многих других регионах, например на Ближнем Востоке, в Центральной Америке и на Дальнем Востоке, где операциональные концепции демилитаризации редки, хотя политическая воля к продвижению мирного процесса уже наметилась. В области исследований разрядки реполитизация международных отношений не только привела к появлению важных и всесторонних анализов и политических «больших стратегий», но часто способствовала политическому прогрессу. Это опять же имело значение не только для европейского мирного строительства, но и стало важным ориентиром для неевропейской регионализации. Кроме того, и, несмотря на многие свои проблемы, исследования Север - Юг способствовали определению стратегий позитивного мира в том, что касается современной концепции интегрированного развития. И вновь это имеет ограниченное общее, но большое частное значение. Таким образом, существует ряд областей, вопросов и тем, в которых исследования о конфликтах и о мире накопили элементы, на базе которых можно ожидать оживления всестороннего или «большого» анализа.

В связи с нынешними терзаниями исследователей конфликтов и мира по поводу проблем Югославии, Сомали, бывшего Советского Союза и других текущих милитаризованных конфликтов, существующий в наши дни кризис легитимности и компетентности исследований о конфликтах и мире, их способности внести лепту в политическое решение подобных проблем можно рассматривать как окно возможностей для переоценки прошлых и нынешних концепций, методов и результатов, чтобы вновь оживить и новаторски реорганизовать эту особую дисциплину. Обращение к прошлому, к взаимосвязи между реализмом и идеализмом и к роли политической науки для общества и в обществе, покой которого все еще тревожит объективно ненужное насилие и в котором можно было бы достигнуть гораздо более высокого уровня негативного и позитивного мира в придачу к большей и «более дешевой» безопасности, может способствовать подобному новаторству. Однако такой аналитический и политический прогресс требует не только самокритичной оценки дисциплины в целом и ее организации, но и возврата к более общему, всестороннему и целостному теоретическому подходу. Старые и новые требования к политологии, и особенно к сегодняшним исследованиям о конфликтах и о мире, состоят не столько в накоплении данных, подробном изучении отдельных стран, намеренном или нечаянном академическом изоляционизме и т.п., сколько в нахождении всестороннего ответа, интегрирующего реализм и идеализм, прошлые и будущие результаты в различных областях и дисциплинах и политический анализ со здравыми, законосообразными и рациональными предложениями о более оптимальных политических шагах и действиях.

СПЕЦИФИКА ВООРУЖЕННЫХ КОНФЛИКТОВ

Эволюция взглядов на источники вооруженных конфликтов

От произошедших в последние годы событий мир, хотя и изменил свое лицо, отнюдь не стал более безопасным и менее противоречивым. Скорее наоборот, он стал непредсказуемым в своем развитии и все больше разделяется по региональным, национальным, религиозным, этническим и другим признакам.

Война «стара» как мир. И едва ли не столь же старо стремление людей осмыслить, понять ее природу, сущность, содержание. По некоторым подсчетам, войн на Земле произошло около 15 тысяч. Только за последние полвека прополыхало около 100 войн и крупных вооруженных конфликтов. Да и в настоящее время планета отнюдь не умиротворена.

Первым возможным сценарием возникновения большой войны является разрастание и эскалация локальных конфликтов, в которых так или иначе затрагиваются интересы крупных держав. Например, вполне можно предположить такое развитие Югославского конфликта.

Аналогичным образом может развиваться ситуация в Таджикистане, ибо вряд ли Россия, имеющая неоспоримые интересы в этом регионе, может остаться в стороне от событий, если в конфликт, помимо Афганистана, включатся Турция и Иран. А если учесть, что Китай также считает Центральную Азию зоной своих интересов, то нельзя исключить возможность и его участия в событиях.

Другая опасность развязывания крупномасштабной войны в мире связана с ядерным оружием. Его распространение создает реальные предпосылки для применения, в результате стихийной эскалации региональных вооруженных конфликтов доступа к нему реакционных политических режимов, организаций экстремистского толка. Ракетные удары, нанесенные Ираком во время войны в Персидском заливе по некоторым соседним странам, наряду с его попытками создать собственное производство компонентов ядерного оружия, заставляет думать, что возможность большой войны, спровоцированной применением в вооруженных конфликтах малой интенсивности ядерного оружия, является не такой уж далекой перспективой.

Хочется обратить внимание на решающий в этом отношении фактор, а именно, по-видимому, неизбежное в будущем столкновение интересов России и ведущих западных государств, и прежде всего Соединенных Штатов Америки, а может быть и Германии.

Дело в том, что главная цель американской политики остается неизменной вот уже около ста лет. Она заключается в установлении мирового господства. С 1898 года, после войны с Испанией, США начали осуществлять этот свой замысел. Руководствуясь доктриной Монро, Вильсона, Трумэна и их последователей, они настойчиво распространяли свое влияние на страны и народы.

О сущности политики Соединенных Штатов красноречиво свидетельствует принятый в 1950 году американским конгрессом меморандум NSC-68, считавшийся до 1975 года секретным, и содержавший разработанную известными специалистами в области геополитики внешнеполитическую доктрину для послевоенной Америки. В этом документе, который необходимо знать всем, кто хочет понять американское политическое мышление, указывается, что в соответствии с геополитическими теориями Х. Макиндера и Н. Спикмена, конечная цель политики США - установление господства над Евразией, посредством контроля над поясом морских государств этого континента, который Макиндер называл Римлендом. Как говорил Макиндер, «тот, кто господствует над Римлендом, тот владеет Евразией - держит в своих руках стержень мировой истории, а значит, владеет миром».

С тех пор Америка добросовестно следует положениям этой стратегии. С неприкрытым цинизмом главный теоретик американской геополитики Н. Спикмен пишет в своей книге «Американская стратегия в мировой политике»: «Все формы насилия, включая разрушительные войны, допустимы в международном сообществе. Сила означает способность выживать, способность навязывать свою волю другим, способность диктовать тем, кто не имеет силы, и возможность вырывать уступки у тех, у кого меньше силы».

Как видим, в сегодняшних своих отношениях с Россией США четко руководствуются теми же установками. После 1991 года, когда распался Советский Союз, и исчезла исходящая от него угроза для Запада, ни один из американских политиков не сделал заявление, что Соединенные Штаты собираются уменьшать свою военную силу. Напротив, представляя в 1994 году конгрессу ежегодный доклад о стратегии национальной безопасности, президент Б. Клинтон заявил: «Наша военная мощь не имеет себе равных в мире». «Никогда еще лидирующая роль Америки не была столь необходима для преодоления новых опасностей, угрожающих миру, и использования возникающих в нем благоприятных возможностей. Потенциал Америки уникален. Мы можем и должны своим участием оказывать влияние на мировые процессы, но степень нашей вовлеченности в них следует тщательно регулировать, с тем чтобы она отвечала нашим интересам и приоритетам... Сегодня наши вооруженные силы лучше всех в мире оснащены и обучены, и я твердо намерен сделать все, чтобы так было и впредь... Мы являемся величайшей державой мира, у которой есть глобальные интересы и на которой лежит глобальная ответственность… Вооруженные силы США играют ключевую роль для достижения успеха в осуществлении нашей политики. Наша страна не имеет себе равных по военным возможностям: Соединенные Штаты - единственное государство, способное проводить широкомасштабные операции вдали от своих границ». Комментарии здесь излишни.

Поэтому, если Россия предполагает в дальнейшем быть мощной державой и иметь свои национальные интересы, она должна быть готова противопоставить западной силовой политике свою собственную силу, в том числе и военную.

Во всех регионах постоянно ощущается присутствие, давление, контроль, усиливающее влияние США. Эта стратегия будет, по-видимому, активно наращиваться в ближайшем и обозримом будущем.

Однако из этого вовсе не следует, что мы можем сегодня позволить себе не замечать новых, но не менее масштабных и не менее опасных источников военной угрозы.

Давайте взглянем на юг России. Именно у южных рубежей нашей страны сегодня стремительно нарастает военно-политическая напряженность, именно здесь происходят наиболее кровавые и беспощадные столкновения. При этом следует иметь в виду, что любой конфликт в этом регионе (между Арменией и Азербайджаном, Грузией и Абхазией, события в Таджикистане или в Чечне) больно затрагивает интересы Российской Федерации. С одной стороны, южные границы у нас протянулись на многие тысячи километров, с другой стороны, на территории воюющих ныне государств проживает огромное количество русских людей, терпящих бедствия и притеснения (только на территории Казахстана и бывших республик Средней Азии проживает более 9,3 млн русских). И, наконец, именно с Юга исходит опасность распространения исламского воинствующего фундаментализма.

Причины и характер современных военных конфликтов настолько разнообразны, что большинство специалистов считают, что постичь до конца их природу, разработать приемлемую их концепцию и классификацию чрезвычайно сложно. Вместе с тем с большой долей уверенности сегодня можно утверждать, что основными причинами растущей конфликтности в мире являются национально-этнические, межконфессиональные, территориальные, демографические противоре-чия, но чаще всего их сложное сочетание.

Наиболее часто приходится сталкиваться с противоречиями на этнической и межконфессиональной почве. Немало исследователей сходится во мнении относительно того, что одной из наиболее важных причин, лежащих в основе конфликтов на межэтнической почве, является незаконченность формирования многих относительно молодых национальных (этнических) групп. Считается, что процесс формиро-вания наций в молодых независимых государствах происходит на фоне растущего отчуждения от всего инородного, этнически и духовно чуждого. Этот процесс сопровождается, во-первых, борьбой за влияние между старой и новой политическими элитами, а во-вторых, острым соперничеством между различными кланами и группировками, что характерно практически для всех современных конфликтов в Закавказье и Средней Азии. Детонатором конфликта, его непосредственным поводом может стать любое необдуманное или заведомо провокационное заявление политиков, национальных лидеров, представителей духовенства, происшествия, даже слухи и т.д. В большинстве случаев межэтнический или межконфессиональный конфликт приобретает характер вооруженного противоборства - сначала стихийного, а затем организованного вплоть до полномасштабных боевых действий.

По оценке иностранных исследователей, на территории России и стран «ближнего» зарубежья вооруженные конфликты уже унесли более 100 тысяч жизней. Здесь имеется свыше 180 зон потенциальной или проявляющейся этнополитической напряженности, 80 из которых связаны с неурегулированностью территориальных, межэтнических и межгосударственных отношений. По их прогнозам, на территории бывшего СССР в обозримой перспективе может возникнуть 80-85 вооруженных конфликтов. В качестве наиболее вероятных столкновений, которые могут произойти в ближайшие годы, называются кризисы: российско-эстонский, российско-польский, российско-украинских отношений в связи с проблемой государственной принадлежности и статуса Крыма, азербайджано-иранский, азербайджано-лезгинно-русский, армяно-грузинский, узбеко-таджикс-кий и вообще кавказский, ряд других. По некоторым подсчетам в этих столкновениях погибнут тысячи военнослужащих, 8,8 млн мирного населения станут жертвами боевых действий, сопутствующих голода и болезней.

Однако, в современном мире таких полиэтнических государств подавляющее большинство. Из примерно 180 стран, существующих сегодня, только 20 можно считать этнически однородными, остальные в той или иной степени обладают значительным потенциалом религиозной конфликтности.

Внутренние вооруженные конфликты и международный терроризм. Взаимосвязь и методы борьбы

Такая проблема, как внутренние вооруженные конфликты, причины их возникновения и влияние их на военно-политическую обстановку в отдельных странах, регионах и мире, судя по многим признакам, еще не нашли своего места в теории и потребуют для своего изучения и осмысления как с научной, так и с практической стороны еще многих усилий и внимания. Это тем более важно, что в современных условиях именно внутренние вооруженные конфликты все чаще становятся детонаторами серьезных и опасных геополитических взрывов. Существенно и то, что внутренние вооруженные конфликты очень часто соприкасаются, а то и сливаются с таким явлением как терроризм, представляющим на данном этапе определенную угрозу международному миру и безопасности.

Должно быть понятно, что внутренние вооруженные конфликты по причинам их возникновения, по своей сути и содержанию могут довольно существенно отличаться друг от друга. Наверное, все они по-своему уникальны и поэтому их осмысление и изучение каждый раз требует своего подхода, отдельного конкретного рассмотрения. Очевидно, что один и тот же внутренний конфликт может оцениваться по-разному, зачастую с полярных позиций: для одних это, допустим, освободительная война или что-то похожее на нее, для других - вооруженный мятеж и т.д. Поэтому, повторяю, подходить к разным внутренним конфликтам с одинаковыми мерками нельзя. И это очень важно, так как от того, насколько точно будет дана оценка тому или иному конфликту, вскрыты его причины и внутренние пружины, зависит точность политических и военных решений военно-политического руководства страны и их последствия. Хотя, по правде говоря, у нас - что раньше в Советском Союзе, что сегодня в России - сначала принимаются решения, а уже потом, когда их реализация сталкивается с трудностями и неожиданными препятствиями, начинают спрашивать специалистов, что можно было бы предпринять для исправления положения.

Рассматривая проблему внутренних вооруженных конфликтов в их связи с международным терроризмом, следует подумать над тем, для всех ли внутренних конфликтов это характерно. По-видимому, далеко не для всех, и понятно, почему: это зависит от природы возникшего конфликта, его движущих сил и тех целей, которые ставят перед собой его инициаторы и руководители. К тому же, как известно, и понятие «терроризм» зачастую трактуется по-разному.

Сегодня на постсоветском пространстве особой активностью отличаются террористические структуры, в идеологии которых сильно влияние практики исламского экстремизма. И именно на эту особенность нам необходимо обратить особое внимание.

Какими бы многочисленными и непримиримыми ни были различные экстремистские группировки и движения, сами по себе они сегодня не в состоянии самостоятельно решить поставленные перед собой задачи. Для этого они должны обладать мощной и гармонично развитой экономической и научно-технической базой, производимыми в высокоразвитых государствах современными средствами вооруженной борьбы, материально-технического обеспечения и ведения пропагандистской работы, возможностями привлечения в свои ряды наемников и военных специалистов, иметь координирующие органы и своих сторонников в различных государствах и общественно-политических структурах мирового сообщества и другие возможности. То есть, без определенной поддержки своих действий на государственном и международном уровнях их предприятие, как правило, обречено на неудачу.

Вывод из этого может быть только один и достаточно определенный: на современном этапе экстремизм, в том числе исламский, может существовать и выполнять свою «работу» относительно долго только в качестве разрушительного оружия, контролируемого более организованными и могущественными силами. Что это за силы, долго объяснять нет необходимости. Для этого достаточно посмотреть, кто сегодня стоит за афганскими талибами, а раньше поддерживал афганских моджахедов, кто оказывает финансовую и иную поддержку антиправительственным исламским группировкам в странах Центральной Азии, кто отдал югославское Косово в фактически безраздельное владение мусульманам-албанцам, кто регулярно и настойчиво выдвигает ультиматумы перед Россией, требуя от нее прекращения антитеррористической операции против международных банд террористов в Чечне и т.д. То есть, анализируя роль и место исламского экстремизма в формировании внутренних и внешних угроз национальной безопасности и территориальной целостности России, мы не должны ограничиваться рассмотрением только лишь его религиозно-идеологической и эмоционально-разрушительной составляющих, но смотреть гораздо шире и по существу, в саму жизнь и условия, в которых эта жизнь имеет место быть. Только при таком подходе можно будет понять, почему, скажем, английские лорды из Парламентской ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ) так недовольны действиями России в отношении террористов на своей территории, почему блок НАТО был так настойчив в реализации своего косовского сценария и так далее.

Терроризм в любых формах своего проявления превратился в одну из опасных по своим масштабам, непредсказуемости и последствиям общественно-политических и моральных проблем, с которыми человечество входит в XXI столетие. Терроризм и экстремизм в любых их проявлениях все больше угрожают безопасности многих стран и их граждан, влекут за собой огромные политические, экономические и моральные потери, оказывают сильное психологическое давление на большие массы людей, чем дальше, тем больше уносят жизней ни в чем не повинных людей.

Конфликтогенный потенциал терроризма особенно вырос с 60-х годов ХХ века, когда целые регионы мира были покрыты зонами и очагами активности различных по своей ориентации террористических организаций и групп. Сегодня в мире насчитывается около 500 нелегальных террористических организаций. С 1968 по 1980 гг. ими было совершено около 6700 террористических актов, в результате которых погибло 3668 и ранено 7474 человека. В современных условиях наблюдается эскалация террористической деятельности экстремистски настроенных лиц, групп и организаций, усложняется ее характер, возрастают изощренность и античеловечность террористических актов. Согласно исследованиям ряда российских ученых и данным зарубежных исследовательских центров, совокупный бюджет в сфере террора составляет ежегодно от 5 до 20 млрд долларов.

Терроризм уже приобрел международный, глобальный характер. Еще сравнительно недавно о терроризме можно было говорить как о локальном явлении. В 80-90 гг. ХХ столетия он уже стал универсальным феноменом. Глобализация и все более широкая интернационализация терроризма - это неоспоримый факт, перед которым сегодня оказалось человечество. Этот феномен обусловлен расширением и глобализацией международных связей и взаимодействия в различных областях. Особенно как бы беспроблемно эти процессы происходят на поле маргинального экстремизма и терроризма как крайней формы проявления первого.

Наряду с большим числом террористических организаций и групп имеется не меньшее число поддерживающих их различных структур, вплоть до целых государств-спонсоров терроризма. Сам по себе интересен и знаменателен тот факт, что сегодня основная материальная поддержка террористических организаций поступает из арабских нефтедобывающих и развитых западных государств. У первых, насколько можно понять, имеются лишние деньги, вскормленные на долларовом навозе амбиции, и разумное понимание того, что лучше энергию своих экстремистов направлять куда-нибудь подальше - в Россию там, в Афганистан или Косово. На территории развитых государств присутствуют многочисленные религиозно-этнические общины или диаспоры, неудовлетворенность которых своим положением в чуждой для них социально-культурной атмосфере также выливается в различные формы поддержки своих «братьев» в других странах мира. Так формируется финансовая база международного терроризма.

Озабоченность мирового сообщества ростом террористической активности обусловлена как многочисленностью жертв террористов и огромным материальным ущербом, наносимым террором, так и тем, что благодаря развитию новейших технологий, имеющих двойное назначение, деятельности средств массовой информации и глобальных компьютерных сетей, крайней коммерциализации в сфере т.н. массовой культуры, где культивируются насилие и жестокость, у все большего числа людей появляется возможность получить, а затем и использовать информацию о создании самых изощренных средств уничтожения и способах их применения. Не застрахованы от вспышек терроризма ни высокоразвитые, ни отстающие в экономическом и социальном развитии страны с различными политическими режимами и государственным устройством.

Только за последнее время людские и материальные потери в связи с террористическими актами зафиксированы в Северной Ирландии, США, России, Кении, Танзании, Японии, Аргентине, Индии, Пакистане, Алжире, Израиле, Египте, Турции, Албании, Югославии, Колумбии, Иране и в ряде других стран. Интернациональный характер жизни людей, новые средства связи и информации, новые виды вооружений резко снижают значимость государственных границ и иных средств защиты от терроризма. Возрастает многообразие террористической деятельности, которая все больше увязывается с национальными, религиозными, этническими конфликтами, сепаратистскими и освободительными движениями.

Эпицентр террористической активности в течение ряда лет смещался от стран Латинской Америки к Японии, ФРГ, Турции, Испании, Италии. Одновременно с разной степенью интенсивности осуществлялись террористические акции таких организаций, как ИРА в Англии и Северной Ирландии, ЭТА в Испании. Активизировались палестинские и израильские террористы, террористические организации в ряде стран Африки и Азии, а также в США. В последние годы на Ближнем Востоке большую активность развили исламские военизированные террористические группы ориентации «Хамас» и «Хезболлах», сикхские террористические движения и группы в Индии, алжирские и другие террористы. Активно действует, широко используя террористические методы, наркомафия, отвоевывая у официальной власти все новые позиции. Появилось немало новых регионов, где террористическая угроза стала особенно масштабной и опасной. На территории бывшего СССР в условиях обострения социальных, политических, межнациональных и религиозных противоречий и конфликтов, разгула преступности и коррупции, внешнего вмешательства в дела большинства стран СНГ пышным цветов расцвел постсоветский терроризм.

Террористическая деятельность в современных условиях характеризуется широким размахом, отсутствием явно выраженных государственных границ, наличием связи и взаимодействием с международными террористическими центрами и организациями; жесткой организационной структурой, состоящей из руководящего и оперативного звена, подразделений разведки и контрразведки, материально-технического обеспечения, боевых групп и прикрытия; жесткой конспирацией и тщательным отбором кадров; наличием агентуры в правоохранительных и государственных органах; хорошим техническим оснащением, конкурирующим, а то и превосходящим оснащение подразделений правительственных войск; наличием разветвленной сети конспиративных укрытий, учебных баз и полигонов. Характерно, что, получая в свои руки современные средства ведения информационной войны, международный терроризм навязывает народам свои идеи и свои оценки ситуации, широко и небезуспешно решает мобилизационные задачи по привлечению в свои ряды молодежи, не говоря уже о профессиональных наемниках.

Террористические организации наладили между собой тесные связи на общей идеолого-конфессиональной, военной, коммерческой и другой основе. Террористические группировки, особенно их руководители, во многих случаях тесно взаимодействуют в вопросах приобретения вооружений, прикрытия друг друга, разделения функций и задач при проведении ими масштабных операций (как, например, в Афганистане или Ливане). Можно отметить, что международное террористическое сообщество научилось маневрировать силами и средствами, перебрасывать нелегальными каналами большие массы оружия и боевиков. Иначе как появились бы на территории той же Чечни, в Дагестане или в российском Поволжье эмиссары международных террористических организаций, инструкторы, проповедники и боевики из Афганистана, Пакистана, Саудовской Аравии, Турции, Албании и других стран?

Современный терроризм

На сегодня терроризм - это уже не только и не столько диверсанты-одиночки, угонщики самолетов и убийцы-камикадзе. Современный терроризм - это мощные структуры с соответствующим их масштабам оснащением. Примеры Афганистана, Таджикистана, Косова, Чечни и стоящих за ними мощных покровителей и доноров показывают, что современный терроризм способен вести диверсионно-террористические войны, участвовать в масштабных вооруженных конфликтах. Терроризм превратился в весьма прибыльный бизнес глобального масштаба с развитым «рынком труда» (наемники и прочие) и приложения капитала (поставки оружия, наркоторговля и др.). Например, в ходе войн на территории бывшей СФРЮ ежегодно хорватским, мусульманским и албанским силам поставлялось оружия и военной техники на сумму более 2 млрд долл. И потом, сегодня уже доказано, что именно через зоны активной деятельности террористических группировок на мировые рынки идет основной поток наркотиков и наркосодержащего сырья, а это - многие миллиарды долларов. Более десятой части всего мирового экспорта вооружений приходится на «серую» и «черную» зоны этой сферы. Нет необходимости разъяснять, куда попадает это оружие, в чьи руки и для каких целей.

Важной особенностью современного терроризма является его хорошо структурированный и организованный характер. Террористические организации создают единые руководящие органы, систему управления, планирующие подразделения. Отмечены совещания и встречи руководителей наиболее крупных группировок, координация деятельности организаций различной национальной принадлежности. Для создания большего морально-психологического эффекта и общественного резонанса налажено информационно-пропагандистское обеспечение. Ведется работа по отбору и подготовке сторонников, активных функционеров и боевиков в целях их целенаправленного использования в кризисных районах, где одной из конфликтующих сторон являются радикальные мусульманские организации. Террористические методы стали их наиболее излюбленным оружием.

Вообще, как нам представляется, вопрос о том, почему именно мир ислама является на сегодня одним из основных генераторов идей террора как средства и инструмента политической борьбы и мощной базой терроризма, до сих пор остается до конца не изученным. Это отдельная важная тема для глубокого исследования и последующего использования результатов этого исследования в интересах как взаимопонимания с миром ислама, так и обуздания терроризма, в чем также заинтересовано большинство мусульманских государств.

Но многие причины этого явления давно очевидны. Современная глобальная человеческая ситуация на нашей планете усугубляется ростом в мире социально-экономических и межцивилизационных противоречий, противостоянием между развитым Севером и отстающим в развитии Югом. Эти противоречия и это противостояние не в состоянии смягчить, тем более - полностью нивелировать и уравновесить ни достижения научно-технической революции, ни процессы глобализации экономики или глобальный характер информационно-пропагандистской сферы. Как ни стараются страны «золотого миллиарда» навязать свои взгляды остальной части мирового сообщества и заставить ее последовать своему примеру, эффект зачастую получается прямо противоположный желаемому. Размежевание, пропасть между богатыми и бедными странами, слоями населения, народами растёт. Мы наблюдаем маргинализацию мира, и неизбежным ответом на все это является усиление маргинального экстремизма и международного терроризма, борьба с «неверными» и т.д. Кстати, эти процессы происходят и на территории стран «золотого миллиарда», так сказать, «в логове» западной демократии, в доме тех, кто учит других, как надо жить! Зачастую именно на территории западных стран (США, Великобритания, Франция, Германия и др.) находятся порой наиболее радикальные с точки зрения их идеологии, глобальных замыслов и возможностей экстремистские и террористические организации и группировки, в том числе и мусульманские. Корреспондентов российского телевидения недавно избили мусульманские экстремисты не в Афганистане, не на юге Ливана и уж тем более не в Иране, а именно в Лондоне!

Но не нужно далеко ходить, чтобы понаблюдать и даже изучить эти явления. Достаточно осмотреться вокруг у нас, - в России, в Москве, во многих других городах и населенных пунктах России, чтобы воочию убедиться в том, что наши доморощенные «золотые миллиардеры» достигли выдающихся результатов в маргинализации российского общества и подготовили исключительно благоприятную, плодородную почву для проявления экстремизма и его крайней формы - терроризма. До сих пор простые обездоленные люди чаще находят выход из того положения, в котором они оказались, в добровольном уходе из жизни или опускании на самое грязное дно общества, нежели в борьбе за свое право на достойную жизнь. Но дальнейшее обострение общей ситуации в стране может и их заставить подумать о переходе к другим способам и средствам борьбы за выживание.

Можно увидеть, что сегодня силы, не способные на конкуренцию, в том числе и особенно в военно-силовой сфере, с развитыми странами и их союзниками и партнерами, стремятся компенсировать свои слабости доступными им средствами, т.е. методами террора, причем террора международного. «Террористы всех стран, объединяйтесь!» - не станет ли этот аналог известного лозунга так же популярным? Может стать и уже, наверное, становится, так как именно к этому двигают, подталкивают ситуацию ведущие мировые державы, проводя жесткую силовую политику в отношении тех стран и народов, которые существенно слабее их в экономике, финансах, в военной сфере, но не желающие поддаваться диктату со стороны. Многолетние и безнаказанные силовые действия США и их союзников против Ирака, целая эпоха в ирано-американском противостоянии, агрессия НАТО на Балканах, Ближний Восток с его незатухающими очагами напряженности - это далеко не все и не последние примеры такого диктата. Такая политика, якобы направленная против международного и национального терроризма, по существу, сама может быть квалифицирована как международный терроризм!

Нельзя не согласиться с точкой зрения ряда российских ученых, считающих, что всплеску терроризма в мире, особенно в его нестабильных регионах, способствует миропорядок переходного периода, предоставляющий дополнительные возможности самореализации для международного терроризма и стоящих за ним сил. Разрушение старых глобальных и региональных структур международной безопасности, присущих прежней схеме биполярного мира, во многих случаях сопровождается расшатыванием и развалом государственных образований. Мир вошел во временной этап крайней нестабильности, неопределенности и пониженной безопасности. Механизмы государственного, регионального и международного контроля за происходящими в мире процессами все чаще дают сбои. Их место пытаются занять силы, которые хотели бы использовать фактор нестабильности и частичной утраты контроля для ускоренного решения своих собственных задач, как правило деструктивных. Подобных геополитических пустот и зазоров, особенно в силовой сфере, в мире появляется все больше. Зоны, где они появляются, и темные социальные закоулки в них становятся объектами пристального внимания и приложения политики международного терроризма.

Из сказанного выше ясно, почему внутренние вооруженные конфликты все чаще и все более масштабно оказываются во взаимосвязи с международным терроризмом. Международный терроризм сегодня обладает такими ресурсами, которых может не быть у тех сил, которые пошли на вооруженный конфликт с властью в своей стране. Новейший опыт Чечни и некоторых центрально-азиатских государств подтверждает это.

Можно привести довольно много примеров такой смычки и по Чечне, и по Узбекистану, и по Киргизии, и по другим странам. И они очень скоро станут известны довольно широко.

Например, сегодня одной из важных баз международного терроризма является Афганистан. На территории этой страны функционируют, по меньшей мере, десять специальных учебных центров, осуществляющих подготовку боевиков для бандформирований, действующих на территории Чечни. Большинство из них контролируются известным организатором и спонсором международного терроризма Усамой бен Ладеном.

Для реализации своих замыслов международными террористическими организациями, осуществляющими свою деятельность под идеологическим прикрытием экстремистских мусульманских организаций, организована широкая сеть банков, финансовых компаний и фондов. Эти финансовые структуры выявлены в Саудовской Аравии, Великобритании, Объединенных Арабских Эмиратах, Германии, США, Иордании, Египте, Турции, Пакистане, Швейцарии, на Кипре и на Багамских островах и в ряде других стран.

О задачах и методах борьбы с проникновением международного терроризма в зоны внутренних вооруженных конфликтов.

Сегодня только для самых недобросовестных и совершенно определенным образом ориентированных общественных деятелей, политиков и государственных деятелей как бы не существует взаимосвязи и жесткой привязки внутренних вооруженных конфликтов к международным центрам терроризма. И до тех пор, пока в оценке этого явления будут существовать двойные стандарты, т.е. по конъюнктуре, борьбу с терроризмом будет вести крайне сложно, и понятно почему. Мы в этом убеждаемся на своем, российском примере и на примерах, взятых из реальной ситуации в других странах СНГ.

На сегодня в системе ООН существует 11 международных документов и 4 региональных в области борьбы с терроризмом. С января 2000 г. открыта для подписания Международная Конвенция о борьбе с актами ядерного терроризма. Не умаляя значения этих документов, все же следует отметить недостаточно высокую эффективность их выполнения государствами, присоединившимися к этим международно-правовым актам. К тому же ряд государств не являются официальными их участниками и не взяли на себя соответствующих обязательств. Недостаточная эффективность международно-правовой деятельности в сфере борьбы с терроризмом в целом обусловлена недостаточной разработанностью механизмов практической реализации принятых документов и договоренностей.

Россия и другие страны СНГ, ставшие в последнее время едва ли не главными объектами международного терроризма, сегодня, возможно, больше других понимают важность задачи организации коллективных усилий по пресечению дальнейшего расползания зоны активного террора на своих территориях. По развитию этого понимания странами СНГ предпринимаются конкретные меры по организации взаимодействия в отражении атак внутреннего и внешнего террора против основ государственности и общественно-политической стабильности. С этой целью разработана и принята программа по борьбе с международным терроризмом и иными проявлениями экстремизма, также учрежден специальный антитеррористический центр СНГ. Представляется, что эти инициативы и усилия предпринимаемые на постсоветском пространстве в целях защиты национальной безопасности и суверенитета наших государств, должны с пониманием встречаться мировым сообществом, что бы там ни говорили о несоразмерном использовании Россией силы в отношении чеченских сепаратистов и т.п.

Внутренние вооруженные конфликты перестанут быть опасными для стран и народов только тогда, когда будет покончено с практикой использования этих конфликтов третьими странами для решения своих крупных геополитических и иных задач.

Новые рефераты:

▼ ▼

	Чтобы скачать работу бесплатно нужно вступить в нашу группу ВКонтакте . Просто кликните по кнопке ниже. Кстати, в нашей группе мы бесплатно помогаем с написанием учебных работ. Через несколько секунд после проверки подписки появится ссылка на продолжение загрузки работы.
	Бесплатная оценка
	Повысить оригинальность данной работы. Обход Антиплагиата.
	РЕФ-Мастер - уникальная программа для самостоятельного написания рефератов, курсовых, контрольных и дипломных работ. При помощи РЕФ-Мастера можно легко и быстро сделать оригинальный реферат, контрольную или курсовую на базе готовой работы - Конфликты в современном мире: проблемы и особенности их урегулирования. Основные инструменты, используемые профессиональными рефератными агентствами, теперь в распоряжении пользователей реф.рф абсолютно бесплатно!
	Как правильно написать введение? Секреты идеального введения курсовой работы (а также реферата и диплома) от профессиональных авторов крупнейших рефератных агентств России. Узнайте, как правильно сформулировать актуальность темы работы, определить цели и задачи, указать предмет, объект и методы исследования, а также теоретическую, нормативно-правовую и практическую базу Вашей работы.
	Секреты идеального заключения дипломной и курсовой работы от профессиональных авторов крупнейших рефератных агентств России. Узнайте, как правильно сформулировать выводы о проделанной работы и составить рекомендации по совершенствованию изучаемого вопроса.

курсовая работа по дисциплине Международные отношения и мировая экономика на тему: Конфликты в современном мире: проблемы и особенности их урегулирования; понятие и виды, классификация и структура, 2015-2016, 2017 год.

Курсовая работа

Конфликты в современном мире: проблемы и особенности их урегулирования

Студента 1 курса

Специальности "История"

Вступление

3. Причины и основные этапы югославского конфликта. Комплекс мероприятий по его урегулированию

3.1 Развал СРФЮ. Перерастание конфликта на Балканах в вооруженное столкновение

Заключение

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы. По подсчетам институтов, занимающихся вопросами военной истории, со времени окончания второй мировой войны было только двадцать шесть дней абсолютного мира. Анализ конфликтов за эти годы свидетельствует об увеличении количества вооруженных конфликтов, при сложившихся условиях взаимосвязи и взаимозависимости государств и различных регионов, способные к быстрой эскалации, преобразования в крупномасштабные войны со всеми их трагическими последствиями.

Современные конфликты стали одним из ведущих факторов нестабильности на земном шаре. Будучи плохо управляемыми, они имеют тенденцию к разрастанию, подключению все большего числа участников, что создает серьезную угрозу не только тем, кто непосредственно оказался вовлеченным в конфликт, но и всем живущим на земле.

А поэтому, это является свидетельством в пользу того, что следует рассматривать и изучать особенности всех современных форм вооруженной борьбы: от небольших вооруженных столкновений до широкомасштабных вооруженных конфликтов.

Объектом исследования есть конфликты, которые произошли на рубеже ХХ - ХХІ веков. Предметом исследования есть развитие конфликтов и возможности их урегулирования.

Целью исследования является раскрытие сущности вооружено-политического конфликта, выяснение особенностей современных конфликтов и выявление на этой основе эффективных способов их регулирования, а если этого не получится сделать, то локализации и прекращения на более поздних этапах их развития, поэтому задачами работы являются:

Выяснить сущность конфликта, как особенного общественного явления;

Найти основные закономерности возникновения конфликтов на современном этапе развития человечества;

Исследовать основные проблемы и причины распространения конфликтов, как неотъемлемого компонента исторического процесса;

Выявить и изучить главные особенности урегулирования конфликтов;

Степень изученности. Как в зарубежной, так и в отечественной науке наблюдается дефицит системного анализа объекта исследования.

При этом следует отметить, что процессы формирования научных трудов берут свое начало во второй половине ХХ века, несмотря на не иссякающий интерес исследователей разных эпох к проблеме конфликта (к ней обращались такие мыслители прошлого, как Гераклит, Фукидид, Геродот, Тацит, а позже Т.Гоббс, Дж. Локк, Ф.Гегель, К.Маркс и другие).

Сегодня проблема возникновения, а впоследствии и урегулирования конфликтов исследуется как отечественными, так и зарубежными исследователями. Проблемами, связанными с возможностью урегулирования конфликтов занимались такие исследователи: Н. Макиавелли, Г. Спенсер, Р. Дарендорф, Л. Козер, Г. Зиммель, К. Боулдинг, Л. Крисберг, Т. Гобс, Э. Карр, Т. Шеллинг, Б. Коппитер, М. Емерсон, Н. Хейсен, Дж. Рубин, Г. Морозов, П. Цыганков, Д. Алгульян, Б. Бажанов, В. Барановський, А. Торкунов, Г. Дробот, Д. Фельдман, О. Хлопов, И. Арцибасов, А. Егоров, М. Лебедева, И. Доронина, П. Кременюк и др.

Также рассмотрена выходящая периодическая литература, а именно: "Журнал по разрешению конфликтов" (The Journal of Conflict Resolution), "Международный журнал по урегулированию конфликтов" (The International Journal of Conflict Management), "Журнал по исследованию проблем мира" (Journal of Peace Research), "Журнал по переговорам" (Negotiation Journal), "Международные переговоры: журнал практических и теоретических исследований" (International Negotiation: A Journal of Theory and Practice).

1. Общая характеристика и определение конфликтов

1.1 Понятие конфликта как особенного общественного явления

Несмотря на важнейшую значимость научного исследования конфликтов, понятие "конфликт" -- не получило должного определения, а потому используется неоднозначно.

Для обозначения международных трений и разногласий, понятие "конфликт" (фр. - "conflit") использовалось активно, но постепенно было вытеснено английским "dispute" (рус. -- "спор", фр. - "differend"). Начиная с принятия в 1945 г. Устава ООН, в международном праве для обозначения международных трений и противоречий употребляются понятия "международный спор" и "ситуация".

Конфликт как проблема практической политики, получил наибольшее развитие с началом "холодной войны". Его методологической основой является общая теория конфликта. Предметом общей теории конфликта является изучение причин возникновения, условий протекания и разрешения конфликта.

Наиболее распространенным определением этого понятия в западной науки можно считать следующую формулировку, данную американцем Я. Озером: "Социальный конфликт - борьба за ценности и претензии на определенный статус, власть и ресурсы, борьба, в которой целями противников являются нейтрализация нанесение ущерба или уничтожение соперника".

Но прежде чем выяснять особенности конфликтов, следует выяснить что, собственно, подразумевается под термином "конфликт". Различные исследователи, трактуют этот термин по-разному, и на сегодняшний день нет главенствующей трактовки этого понятия. Рассмотрим же основные идеи.

В своих трудах, Кеннет Боулдинг утверждает, что конфликт это "ситуация соперничества, в которой стороны признают несовместимость позиций, и каждая сторона пытается занять положение, несовместимое с тем, которое пытается занять другая". Отсюда, очевидно, конфликт необходимо определять как явление, которое происходит между появлением противостояния в отношениях сторон и его окончательным урегулированием.

Напротив, с точки зрения Джона Бертона, "конфликт носит в основном субъективный характер... Конфликт, который как будто затрагивает "объективные" расхождения интересов, может быть преобразован в конфликт, имеющий позитивный результат для той и другой сторон, при условии такого "переосмысления" ими восприятия друг друга, которое позволит им сотрудничать на функциональной основе совместного использования оспариваемого ресурса".

Как утверждает Р. Касте, конфликт - это ситуация "состояния очень серьёзного ухудшения (либо обострения) отношений между участниками международной жизни, которые с целью решения между ними спора угрожают один другому применением вооруженных сил или непосредственно их применяют" как категорию социального поведения для обозначения ситуации существования двух или нескольких сторон в борьбе за что-либо, что не может принадлежать им всем одновременно.

Обобщая все вышеуказанные теории конфликта, следует указать, что конфликт рассматривается как особое политическое отношение двух или нескольких сторон - народов, государств или группы государств, - концентрированно воспроизводящее в форме косвенного или непосредственного столкновения экономические, социально-классовые, политические, территориальные, национальные, религиозные или иные по природе и характеру интересы.

Разумеется, конфликт - это особое, а не рутинное политическое отношение, поскольку оно означает и объективно и субъективно разрешение разнородных конкретных противоречий и порождаемых ими проблем в конфликтной форме, и в ходе своего развития может порождать международные кризисы и вооруженную борьбу государств.

Часто конфликт отождествляют с кризисом. При этом соотношение конфликта и кризиса - это соотношение целого и части. Кризис лишь одна из возможных фаз конфликта. Он может возникнуть как закономерное следствие развития конфликта, как его фаза, означающая, что конфликт дошел в своем развитии до той грани, которая отделяет его от вооруженного столкновения, от войны. На этапе кризиса неимоверно возрастает роль субъективного фактора, поскольку, как правило, весьма ответственные политические решения принимаются узкой группой лиц в условиях острого дефицита времени.

При этом кризис - это совсем не обязательная и неизбежная фаза конфликта. Его течение достаточно длительное время может оставаться латентным, не порождая непосредственно кризисных ситуаций. Вместе с тем кризис - далеко не всегда завершающая фаза конфликта даже при отсутствии прямых перспектив перерастания его в вооруженную борьбу. Тот или иной кризис усилиями политиков может быть преодолен, а международный конфликт в целом способен при всём этом сохраняться и возвращаться к скрытому состоянию. Но при определенных обстоятельствах этот конфликт может вновь достигать фазы кризиса, при всём этом кризисы могут следовать с определенной цикличностью.

Наибольшей остроты и крайне опасной формы конфликт достигает в фазе вооруженной борьбы. Но вооруженный конфликт - это также не единственная и не неизбежная фаза конфликта. Он представляет собой высшую фазу конфликта, следствие непримиримых противоречий в интересах субъектов системы международных отношений.

Употребление понятия "конфликт" должно следовать следующему определению: конфликт - это ситуация предельного обострения противоречий в области международных отношений, проявляющихся в поведении его участников - субъектов международного отношений в форме активного противодействия или столкновения (вооруженного или невооруженного); если в основе конфликта не лежит противоречие, он проявляется только в конфликтном поведении сторон.

1.2 Структура и фазы конфликта

Необходимо отметить, что конфликт, как система, никогда не выступает в "законченной" форме. В любом случае он представляет собой процесс или совокупность процессов развития, предстающих как определенная целостность. При этом в процессе развития может происходить изменение субъектов конфликта, а, следовательно, и характера противоречий, лежащих в основе конфликта.

Изучение конфликта в его последовательно сменяющихся фазах позволяет рассматривать его как единый процесс, обладающий различными, но взаимосвязанными сторонами: исторической (генетической), причинно-следственной и структурно-функциональной.

Фазы развития конфликта - это не абстрактные схемы, а реальные, детерминированные в историческом и социальном планах конкретные состояния конфликта как системы. В зависимости от сущности, содержания и формы того или иного конфликта, конкретных интересов и целей его участников, применяемых средств и возможностей введения новых, вовлечения других или выхода имеющихся участников, индивидуального хода и общих международных условий его развития международный конфликт может проходить через самые различные, в том числе и нестандартные фазы.

По Р. Сетову, существует три важнейшие фазы конфликта: латентная, кризис, война. Выходя из диалектичного понимания конфликта как качественно новой ситуации в международных отношениях, которая возникла из-за количественного нагромождения взаимно направленных враждебных действий, необходимо обозначить его границы в промежутке от возникновения спорной ситуации между двумя участниками международных отношений и связанного с ним противостояния до окончательного урегулирования тем или иным способом.

Конфликт может развиваться в двух основных вариантах, которые условно можно назвать классическим (или конфронтационным) и компромиссным.

Классический вариант развития предусматривает силовое урегулирование, который лежит в основе отношений между враждующими сторонами и характеризуется обострением отношений между ними, близким к максимальному. Такое развитие событий состоит из четырех фаз:

Обострение

Эскалация

Деэскалация

Угасание конфликта

В конфликте происходит полный ход событий, от появления разногласий до их решения, включая борьбу между участниками международных отношений, которая в меру включения в неё ресурсов максимально возможного объёма обостряется, а после его достижения постепенно угасает.

Компромиссный вариант, в отличие от предыдущего, не имеет силового характера, поскольку в такой ситуации фаза обострения, достигая значения, близкого к максимального, не развивается в направлении дальнейшей конфронтации, а в точке, в которой ещё возможный компромисс между сторонами, продолжается путём разрядки. Такой вариант урегулирования разногласий между участниками международных отношений предусматривает достижение согласия между ними, в том числе и путём взаимных уступок, которые частично удовлетворили интересы обеих сторон и в идеальном случае обозначает не силовое урегулирование конфликта.

Но в основном разделяют шесть фаз конфликта, которые мы и рассмотрим. А именно:

Первая фаза конфликта - это сформировавшееся на основе определенных объективных и субъективных противоречий принципиальное политическое отношение и соответствующие ему экономические, идеологические, международно-правовые, военно-стратегические, дипломатические отношения по поводу данных противоречий, выраженные в более или менее острой конфликтной форме.

Вторая фаза конфликта - это субъективное определение непосредственными сторонами конфликт своих интересов, целей, стратегии и форм борьбы для разрешения объективных или субъективных противоречий с учетом своего потенциала и возможностей применения мирных и военных средств, использования международных союзов и обязательств, оценки общей внутренней и международной ситуации. На этой фазе сторонами определяется или частично реализуется система взаимных практических действий, носящих характер борьбы сотрудничества, с целью разрешить противоречие в интересах той или иной стороны или на основе компромисса между ними.

Третья фаза конфликта заключается в использовании сторонами достаточно широкого диапазона экономических, политических, идеологических, психологических, моральных, международно-правовых, дипломатических и даже военных средств (не применяя их, однако, в форме прямого вооруженного насилия), вовлечения в той или иной форме в борьбу непосредственно конфликтующими сторонами других государств (индивидуально, через военно-политические союзы, договоры, через ООН) с последующим усложнением системы политических отношений и действий всех прямых и косвенных сторон в данном конфликте.

Четвертая фаза конфликта связана с увеличением борьбы до наиболее острого политического уровня - политического кризиса, который может охватить отношения непосредственных участников, государств данного региона, ряда регионов, крупнейших мировых держав, вовлечь ООН, а в ряде случаев - стать мировым кризисом, что придает конфликту невиданную ранее остроту и содержит прямую угрозу того, что одной или несколькими сторонами будет использована военная сила.

Пятая фаза - это вооруженный конфликт, начинающийся с ограниченного конфликта (ограничения охватывают цели, территории, масштаб и уровень ведения боевых действий, применяемые военные средства, количество союзников и их мировой статус), способного при определенных обстоятельствах развиваться до более высокого уровня вооруженной борьбы с применением современного оружия и возможным вовлечением союзников одной или обеими сторонами. Также следует указать, что если рассматривать эту фазу конфликта в динамике, то в ней можно выделить целый ряд полуфаз, означающих эскалацию военных действий.

Шестая фаза конфликта - это фаза угасания и урегулирования, предполагающая постепенную деэскалацию, т.е. снижение уровня интенсивности, более активное вовлечение дипломатических средств, поиск взаимных компромиссов, переоценку и корректировку национально-государственных интересов. При этом урегулирование конфликта может стать следствием усилий одной или всех сторон конфликта либо начаться вследствие давления со стороны "третьей" стороны, в роли которой может оказаться крупная держава, международная организация либо мировое сообщество в лице ООН.

Недостаточное урегулирование противоречий, которое привело к конфликту, или фиксирование определённого уровня напряженности в отношениях между конфликтующими сторонами в виде принятии ими определённого (modus vivendi) является основой для возможной повторной эскалации конфликта. Собственно такие конфликты имеют затяжной характер, периодично угасая, они снова взрываются с новой силой. Полное прекращение конфликтов возможно только тогда, когда противоречие, которое обусловило его возникновение, в тот или иной способ будет урегулировано.

Таким образом, рассмотренные выше признаки могут быть использованы для первичной идентификации конфликта. Но при всём этом всегда необходимо учитывать высокую подвижность грани между такими явлениями, как собственно военный конфликт и война. Сущность этих явлений одна и та же, но она имеет различную степень концентрации в каждом из них. Отсюда и известная трудность в различении войны и военного конфликта.

2. Возможности и проблемы урегулирования конфликтов

2.1 Средства воздействия третьей стороны на конфликт

С древних времен для урегулирования конфликтов привлекалась третья сторона, которая вставала между конфликтующими с тем, чтобы найти мирное решение. Обычно в качестве третьей стороны выступали наиболее уважаемые в обществе люди. Они судили, кто прав, а кто виноват, и выносили решения о том, на каких условиях должен заключаться мир.

Понятие "третья сторона" является широким и собирательным, включающим в себя обычно такие термины, как "посредник", "наблюдатель за ходом переговорного процесса", "арбитр". Под "третьей стороной" может пониматься также любое лицо, не имеющее статуса посредника или наблюдателя. Третья сторона может вмешиваться в конфликт самостоятельно, а может -- по просьбе конфликтующих сторон. Ее воздействие на участников конфликта очень разнообразно.

Внешнее вмешательство третьей стороны в конфликт получило обозначение "интервенции". Интервенции могут быть формальными и неформальными. Наиболее известная форма интервенции - посредничество (mediation).

Под посредничеством, как правило, понимается осуществляемое со стороны третьих государств или международных организаций по их собственной инициативе или по просьбе находящихся в конфликте сторон содействие мирному урегулированию спора, состоящее в ведении посредником на базе его предложений прямых переговоров со спорящими с целью мирного разрешения разногласия.

Цель посредничества, как и других мирных средств разрешения споров, состоит в урегулировании разногласий на взаимоприемлемой для сторон основе. При этом, как показывает практика, задачей посредничества является не столько окончательное разрешение всех спорных вопросов, сколько общее примирение спорящих, выработка основы соглашения, приемлемого для обеих сторон. Поэтому основными формами содействия третьих государств урегулированию спора при посредничестве должны быть их предложения, советы, рекомендации, а не обязательные для сторон решения.

Другое распространенное средство воздействия третьей стороны на участников конфликтов, имеющее ограничительный и принудительный характер, -- это введение санкций. Санкции довольно широко используются в международной практике. Они вводятся государствами по собственной инициативе или по решению международных организаций. ВВЕДЕНИЕ санкций предусматривается Уставом ООН в случае угрозы миру, нарушения мира или акта агрессии со стороны какого-либо государства.

Существуют разные виды санкций. Торговые санкции касаются импорта и экспорта товаров и технологий, причем особое внимание уделяется тем из них, которые могут использоваться в военных целях. Финансовые санкции включают в себя запрет или ограничения на предоставление займов, кредитов, а также на инвестиции. Используются и политические санкции, например исключение агрессора из международных организаций, разрыв с ним дипломатических отношений.

Санкции порой оказывают и противоположный эффект: порождают не сплоченность, а поляризацию общества, что в свою очередь ведет к трудно прогнозируемым последствиям.

Так, в поляризованном обществе возможна активизация экстремистских сил, а в результате конфликт будет только обостряться. Конечно, не исключен и другой вариант развития событий, когда, например, вследствие поляризации в обществе возобладают силы, ориентированные на компромисс, -- тогда вероятность мирного урегулирования конфликта значительно возрастет.

Еще одна проблема связана с тем, что введение санкций наносит ущерб не только экономике той страны, в отношении которой они вводятся, но и экономике государства, вводящего санкции. Так бывает особенно в тех случаях, если до введения санкций у этих стран были тесные экономические и торговые связи и отношения.

Таким образом, использование санкций осложняется тем, что они действуют не избирательно, а на все общество в целом, причем преимущественно страдают наименее защищенные слои населения. Для снижения этого негативного эффекта иногда используют частичные санкции, которые не затрагивают, например, сферу поставок продовольствия или медикаментов.

Урегулирование конфликта мирным путём, при участии только лишь самих субъектов конфликта, является крайне редким явлением. Для помощи в этом нелёгком труде часто приходит на помощь третья сторона.

В арсенале средств воздействия третьей стороны на участников конфликта не исключаются и различные средства ограничения и принуждения, например отказ в предоставлении экономической помощи в случае продолжения конфликта, применение санкций к участникам; и все эти средства интенсивно используются в ситуациях вооруженного конфликта, как правило, на первой (стабилизационной) фазе урегулирования, с целью побудить участников прекратить насилие. Принудительные и ограничительные меры иногда применяются и после достижения договоренности с тем, чтобы обеспечить выполнение соглашений (например, в зоне конфликта остаются миротворческие силы).

2.2 Силовой метод урегулирования конфликта

Из всех средств ограничения и принуждения, которые используются третьей стороной, наиболее распространенными являются операции по поддержанию мира (термин введен Генеральной Ассамблеей ООН в феврале 1965 г.), а также применение санкций в отношении конфликтующих сторон.

При использовании операций по поддержанию мира часто вводятся миротворческие силы. Это происходит тогда, когда конфликт достигает стадии вооруженной борьбы. Главная цель миротворческих сил -- разъединение противоборствующих сторон, недопущение вооруженных столкновений между ними, контроль над вооруженными действиями противоборствующих сторон.

В качестве миротворческих сил могут использоваться как воинские подразделения отдельных государств (например, во второй половине 80-х годов индийские войска находились в качестве миротворцев в Шри-Ланке, а в начале 90-х годов 14-я российская армия -- в Приднестровье) или группы государств (по решению Организации африканского единства межафриканские силы участвовали в урегулировании конфликта в Чаде в начале 80-х годов), так и вооруженные формирования Организации Объединенных Наций (вооруженные силы ООН неоднократно использовались в различных конфликтных точках).

Одновременно с введением миротворческих сил часто создается буферная зона с тем, чтобы развести вооруженные формирования противоборствующих сторон. Практикуется также введение зон, свободных от полетов (non-flying zones), для того чтобы предотвратить нанесение бомбовых ударов с воздуха одним из участников конфликта. войск третьей стороны помогает урегулированию конфликтов прежде всего благодаря тому, что военные действия противоборствующих сторон становятся затруднительными.

Но следует учитывать и то, что возможности миротворческих сил ограничены: они, например, не имеют права преследовать нападающего, а использовать оружие могут только в целях самообороны. В этих условиях они могут оказаться своеобразной мишенью для противоборствующих группировок, как это неоднократно происходило в различных регионах. Более того, были случаи захвата представителей миротворческих сил в качестве заложников. Так, в первой половине 1995 г. в Боснийском конфликте в заложниках оказались и российские военнослужащие, находившиеся там с миротворческой миссией.

В то же время предоставление больших прав миротворческим силам, в том числе придание им полицейских функций, разрешение наносить удары с воздуха и т.п., чревато опасностью расширения конфликта и вовлечения третьей стороны во внутренние проблемы, а также возможными жертвами среди мирного населения, разделением мнений внутри третьей стороны относительно правомерности предпринятых шагов.

Так, весьма неоднозначно были оценены действия НАТО, санкционированные ООН и связанные с нанесением бомбовых ударов в Боснии по позициям боснийских сербов в середине 90-х годов.

Пребывание войск на территории другого государства также представляет собой проблему. Она не всегда просто решается в рамках национальных законодательств стран, которые предоставляют свои вооруженные силы. Кроме того, участие войск в урегулировании конфликтов за рубежом часто негативно воспринимается общественным мнением, особенно если среди миротворческих сил появляются жертвы.

И, наконец, самая большая проблема заключается в том, что введение миротворческих сил не заменяет политического урегулирования конфликта. Этот акт может рассматриваться только как временный -- на период поиска мирного решения.

2.3 Переговорный процесс при конфликте. Функции переговоров

Переговоры имеют столь же древнюю историю, как войны и посредничество. Этот инструмент использовался для их урегулирования еще задолго до появления правовых процедур. Переговоры -- универсальное средство человеческого общения, которое позволяет находить согласие там, где интересы не совпадают, мнения или взгляды расходятся. При этом то, как ведутся переговоры -- их технология, долгое время оставалось без внимания. Только во второй половине XX столетия переговоры стали объектом широкого научного анализа, что обусловлено, прежде всего, той ролью, которую приобрели переговоры в современном мире.

Следует указать, переговорный процесс в условиях конфликтных отношений довольно сложен и имеет свою специфику. Несвоевременное или неверное решение, принятое на переговорах, часто влечет за собой продолжение или даже усиление конфликта со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Переговоры в условиях конфликта, как правило, оказываются более успешными, если:

* предмет конфликта четко определен;

* стороны избегают использовать угрозы;

* отношения сторон не сводятся только к урегулированию конфликта, а охватывают многие области, где интересы сторон совпадают;

* обсуждается не слишком большое количество вопросов (одни вопросы не "тормозят" решение других);

Одной из важнейших особенностей переговоров является то, что интересы сторон частично совпадают, а частично расходятся. При полном расхождении интересов наблюдаются конкуренция, состязание, противоборство, конфронтация и, наконец, войны, хотя, как отмечал Т. Шеллинг, даже в войнах у сторон имеется общность интересов. При этом из наличия общих и противоположных интересов сторон следует, что в случае крайне выраженного силового диктата переговоры перестают быть переговорами, уступая место конфликту.

Направленность на совместное решение проблемы одновременно является главной функцией переговоров. Это то главное, ради чего ведутся переговоры. Реализация данной функции зависит от степени заинтересованности участников в поиске взаимоприемлемого решения.

При этом почти на всех переговорах по урегулированию конфликта наряду с главной присутствуют и другие функции. Использование переговоров с различными функциональными целями возможно в силу того, что переговоры всегда включаются в более широкий политический контекст и служат инструментом при решении целого комплекса внутриполитических и внешнеполитических задач. Соответственно, они могут выполнять различные функции.

Наиболее существенными и часто реализуемыми функциями переговоров, кроме главной, являются следующие:

Информационно-коммуникативная функция присутствует практически на всех переговорах. Исключение могут составлять переговоры, которые предпринимаются для "отвода глаз", но и в них коммуникационный аспект, хотя и в минимальной степени, все же присутствует. Иногда бывает, что участники конфликта, вступая в переговоры, заинтересованы лишь в обмене взглядами, точками зрения. Такие переговоры часто рассматриваются сторонами как предварительные, а их функция -- как чисто информационная. Результаты предварительных переговоров служат основой для выработки позиций и предложений к их следующему, основному раунду.

Следующая важная функция переговоров -- регуляционная. С ее помощью осуществляются регуляция, контроль и координация действий участников. Она предусматривает также детализацию более общих решений с целью их конкретного воплощения. Переговоры, на которых реализуется эта функция, выполняют роль своеобразной "настройки" отношений сторон. Если переговоры многосторонние, то на них происходит "коллективное управление взаимозависимостью" -- регуляция отношений участников.

Пропагандистская функция переговоров заключается в активном воздействии на общественное мнение с целью разъяснения широким кругам своей позиции, оправдания собственных действий, предъявления претензий противоположной стороне, обвинения противника в противоправных действиях, привлечения на свою сторону новых союзников и т.п. В этом смысле она может рассматриваться в качестве производной или сопутствующей такой функции, как решение собственных внутриполитических или внешнеполитических проблем.

Говоря о пропагандистской функции и об открытости переговоров, не следует сбрасывать со счетов и положительные моменты, благодаря которым стороны оказываются под контролем общественного мнения.

Переговоры могут выполнять и маскировочную функцию. Эта роль отводится, прежде всего, переговорам с целью достижения побочных эффектов для "отвода глаз", когда на самом деле договоренности вовсе не нужны, поскольку решаются совсем иные задачи - заключить соглашения с целью выиграть время, "усыпить" внимание противника, а при начале вооруженных действий -- оказаться в более выгодном положении. В этом случае их функциональное предназначение оказывается далеким от основного -- совместного решения проблем, и переговоры перестают быть переговорами по своей сути. Конфликтующие стороны мало заинтересованы в совместном решении проблемы, поскольку решают совсем иные задачи. Примером могут быть мирные переговоры между Россией и Францией в Тильзите в 1807 г., вызвавшие недовольство и в той, и в другой стране. При этом и Александр 1, и Наполеон рассматривали Тильзитские соглашения не более чем "брак по расчету", временную передышку перед неизбежным военным столкновением.

Особенно явно "маскировочная" функция реализуется в том случае, если одна из конфликтующих сторон стремится успокоить оппонента, выиграть время, создать видимость стремления к сотрудничеству. В целом же следует отметить, что любые переговоры многофункциональны и предполагают одновременную реализацию нескольких функций. Но при всём этом функция поиска совместною решения должна оставаться приоритетной. Иначе переговоры становятся, по выражению М. М. Лебедевой, "квазипереговорами".

Вообщем же, оценивая функции переговоров с точки зрения их конструктивности или деструктивности, следует иметь в виду весь политический контекст и то, насколько целесообразно совместное решение проблемы (например, нужны ли переговоры с террористами, захватившими заложников, или лучше предпринять действия по их освобождению). Подход к переговорам как к совместному с партнером поиску решения проблемы основывается на иных принципах и подразумевает в значительной степени открытость обоих участников, формирование отношений диалога. Именно в ходе диалога участники стараются по-иному увидеть проблему и ее решение. В диалоге между сторонами формируются новые отношения, ориентированные в перспективе на сотрудничество и взаимопонимание.

Таким образом, мы можем определить, что в различные исторические периоды, на различных переговорах те или иные функции использовались и продолжают использоваться в большей или меньшей степени. В условиях конфликтных отношений, стороны особо склонны к тому, чтобы интенсивнее использовать иные, отличные от основной переговорные функции.

3. Причины и основные этапы югославского конфликта и комплекс мероприятий по его урегулированию

3.1 Развал СРФЮ. Перерастание конфликта на бакланах в вооруженное столкновение

Югославский кризис имеет глубокую предысторию и сложный противоречивый характер. В его основе лежали внутренние (экономические, политические и этнорелигиозные) причины, приведшие к распаду федеративного государства. На примере того, что на месте единой Югославии образовалось шесть небольших самостоятельных государств, воюющих друг с другом не столько из-за религиозно-этнических приоритетов, сколько из-за взаимных территориальных претензий. Можно сказать, что причины военного конфликта в Югославии кроются в системе тех противоречий, которые возникли сравнительно давно и обострились в момент принятия решения на проведение радикальных реформ в экономике, политике, социальной и духовной сфере.

На протяжении долгого противоречия между Югославскими республиками, которые перешли в стадию активного кризиса, две республики Словения и Хорватия первые заявили о выходе из СФРЮ и провозгласили свою независимость. Если в Словении конфликт приобрел характер противостояния Федерального центра и словенской республиканской элиты, то в Хорватии противостояние стало развиваться по этническому принципу. В районах с преобладающим сербским населением начались этнические чистки, заставившие сербское население создавать отряды самообороны. В этот конфликт были втянуты подразделения югославской армии, которые пытались разъединить враждующие стороны. Хорватское руководство отказало сербскому населению в элементарных правах, более того, развязав зверскую войну против сербов, хорваты сознательно провоцировали ответную реакцию федеральных войск, а затем становились в позу жертв сербских войск. Цель подобных действий сводилась к привлечению внимания международной общественности, развязыванию информационной войны против сербов и стремлению вызывать давление международного сообщества на Сербию для скорейшего признания независимости Хорватии.

Первоначально страны ЕС и США руководствуясь принципом нерушимости границ, не признали новые государственные объединения, справедливо оценив их заявления, как сепаратизм. При этом с ускорением процесса распада СССР, с исчезновением сдерживающего фактора в лице Советского Союза на Западе стали склоняться к мысли поддержать "некоммунистические республики" Югославии. Развал ОВД, СЭВ, распад Советского Союза кардинально изменил расстановку сил в мире. Для стран Западной Европы (прежде всего только недавно объединенной Германии) и США появилась возможность значительно расширить зону своих геополитических интересов в стратегически важном регионе.

Можно отметить тот факт, что в период "закипания балканского котла" международное сообщество не имело единого мнения. Ситуация на Балканах усугублялась наложением национальных, политических и конфессиональных фактора. Процесс развала СФРЮ в 1991 г. начался с отмены автономного статуса Косово в рамках Сербии. Кроме того, инициаторами развала Югославии среди прочих выступали хорваты, при всём этом особый упор был сделан на католицизм как свидетельство европейской идентичности хорватов, противопоставившим себя остальным православным и мусульманским народам Югославии.

В результате длительного процесса перерастания конфликта в вооруженное столкновение сторон и невозможности мирового сообщества примирить стороны и найти решение кризиса мирным путем, кризис перерос в военные действия НАТО против СФРЮ. Решение о начале войны было принято 21 марта 1999 г. Советом НАТО - региональной военно-политической организацией 19 государств Европы и Северной Америки. Решение о начале операции принял Генеральный секретарь НАТО Солана в соответствии с предоставленными ему Советом НАТО полномочиями. В качестве основания для применения силы названо стремление предотвратить гуманитарную катастрофу, вызванную политикой геноцида, проводимой властями СФРЮ по отношению к этническим албанцам. Операция НАТО "Союзническая сила" была начата 24 марта 1999 г., приостановлена 10 июня, окончание операции - 20 июля 1999 г. Продолжительность активной фазы войны - 78 суток. Участвовали: с одной стороны - военно-политический блок НАТО, представленный 14 государствами, предоставившими вооруженные силы или территорию, воздушное пространство предоставили нейтральные страны Албания, Болгария, Македония, Румыния; с другой стороны -- регулярная армия СФРЮ, полиция и нерегулярные вооруженные формирования. Третья сторона - Освободительная армия Косово, представляющая собой совокупность полувоенных формирований, использующих базы вне территории СФРЮ. Характер военных действий представлял собой воздушно-морскую наступательную операцию со стороны НАТО и воздушно-оборонительную операцию со стороны СФРЮ. Силами НАТО было завоевано господство в воздухе, бомбовыми и ракетными ударами по военным и промышленным объектам было уничтожено: нефтеперерабатывающая промышленность и запасы топлива, нарушены коммуникации, разрушены системы связи, выведены временно из строя энергетические системы, разрушены объекты промышленности и инфраструктуры страны. Потери среди гражданского населения составили 1,2 тысяч убитых и 5 тысяч раненых, около 860 тысяч беженцев.

НАТО путем проведения воздушно-морской наступательной операции добилась капитуляции руководства СФРЮ в Косово на условиях, выдвинутых НАТО еще до войны. Войска СФРЮ выведены из Косово. При этом основная декларируемая политическая задача - предотвращение гуманитарной катастрофы в провинции - не только не выполнена, но и обострилась за счет роста потока беженцев-сербов после выхода армии СФРЮ и ввода миротворческих сил. НАТО инициировало решение СБ ООН миротворческую операцию по возвращению албанских беженцев в Косово, что позволило закрепить победу в войне и вывести Косово и Метохию из-под власти правительства СФРЮ. В миротворческом контингенте участвуют около 50 тысяч военнослужащих под руководством НАТО.

3.2 Миротворческая операция в Боснии и Герцеговине

В связи с вооруженными конфликтами, как в Европе, так и за ее пределами, НАТО в 90-х годах прошлого столетия стала разрабатывать планы своего участия в миротворческих действиях.

В этой связи возникла, по мнению натовских аналитиков, необходимость дополнения действующей системы коллективной безопасности новыми элементами для "миротворческой деятельности". При этом можно сформулировать основные задачи следующим образом:

Своевременное предотвращение конфликтов и разрешение их до начала их интенсивной эскалации;

Вооруженное вмешательство для принуждения к миру и восстановления безопасности.

Отсюда, можно сделать вывод, что для выполнения этих задач НАТО необходимы, естественно, более совершенный механизм принятия решений, гибкая структура командования вооруженных сил. Поэтому в натовских стратегических концепциях 1991 и 1999 годов указывается, что "НАТО в сотрудничестве с другими организациями будет содействовать предотвращению конфликтов, а в случае возникновения кризиса - участвовать в его эффективном урегулировании в соответствии с международным правом, обеспечивать в зависимости от конкретного случая и в соответствии с собственными процедурами проведение миротворческих и иных операций под эгидой Совета Безопасности ООН или под ответственность ОБСЕ, в том числе путем предоставления своих ресурсов и опыта".

Итак, ряд резолюций Совета безопасности ООН уже давали полномочия НАТО регулировать нарастающий конфликт в Боснии и Герцеговине, но так, что этого почти никто не понимал. Чаще всего НАТО скрывалась за словами "региональные организации или союзы".

Для урегулирования возникшего конфликта в республике БиГ, НАТО предпринимала ряд действий.

Для начала, по просьбе Генерального секретаря начались осуществляться полеты самолетов НАТО для соблюдения режима "бесполетной зоны". Затем министры иностранных дел стран НАТО приняли решение о предоставлении защиты с воздуха силам обороны ООН на территории Югославии. И самолеты НАТО начали проводить учебные полеты в целях обеспечения непосредственной авиационной поддержки.

Таким образом, конфликт на территории Югославии достаточно быстро и серьезно стал обсуждаться в НАТО, причем с явно военных позиций. Надо заметить, что не все официальные деятели Запада разделяли подобный подход. В качестве примера можно процитировать министра иностранных дел Англии Дугласа Хэрда: "НАТО - это не международная полиция. И это, конечно, не армия крестоносцев, которые выступают, чтобы с помощью силы разъединить воюющие войска или водрузить знамя на чужой земле. В ее полномочия не входит навязывать странам, не являющимся элементами НАТО, западные представления о ценностях или улаживать споры между другими государствами. Но НАТО не может заменить ООН, СБСЕ или Европейское Сообщество. Прежде всего, ООН с ее особым правовым авторитетом не имеет себе равных"

При этом, несмотря на подобную позицию ряда европейских стран, НАТО приступила к выполнению резолюции Совета безопасности ООН по Югославии: корабли, входящие в постоянное соединение ВМС НАТО в Средиземноморье, осуществляли в Адриатическом море контроль за соблюдением торгового эмбарго против Сербии и Черногории и эмбарго на поставку оружия всем бывшим республикам; был начат также контроль над воздушной зоной Боснии и Герцеговины, запрещенной для полетов.

После того, как сербы отказались принять план Вэнса-Оуэна, Организация Североатлантического договора "в рамках регионального договора" приступила к проведению предварительных исследований о возможности участия военных групп НАТО "в планировании широкой оперативной концепции осуществления мирного плана для Боснии и Герцеговины", или осуществления задач военного характера в рамках мирного плана. НАТО предложила провести наземную разведку и связанные с этим мероприятия, а также "рассмотреть возможность предоставления ключевой штабной структуры, предусматривающей возможность задействования других стран, которые могут направить свои воинские контингенты".

НАТО придерживалась таких основных целей, как проведение военно-морских операций, военно-воздушных операций и операций по защите персонала ООН.

В дальнейшем НАТО от своего имени предъявила ультиматум боснийским сербам отвести в десятидневный срок на 20 км от Сараево свое тяжелое вооружение. Ультиматум был подкреплен угрозой нанести удар с воздуха. После объявления ультиматума Генеральный секретарь ООН Б. Бутрос-Гали на встрече представителей стран НАТО в Брюсселе поддержал идею нанесения воздушных ударов по боснийским сербам. "Я наделен полномочиями, - заявил он, - нажать кнопку" относительно воздушной поддержки... но для воздушных ударов необходимо будет решение Совета НАТО...". После вхождения воздушно-десантного батальона в Гравицу (пригород Сараево), позволило разделить сербов и мусульман, что и обеспечило прекращение огня. После чего было подписано мирное соглашение по Боснии, где Североатлантический союз создал и возглавил Многонациональные силы по выполнению соглашения (ИФОР), перед которыми была поставлена задача выполнения военных аспектов соглашения. В соответствии с приложением 1А Мирного соглашения операцию "Джойнт Индевор" возглавляла НАТО под политическим управлением и контролем Североатлантического совета. По условиям Мирного соглашения, все тяжелое оружие и войска должны были быть собраны в районах расквартирования или демобилизованы. Это было последним этапом выполнения военного приложения к Мирному соглашению.

Чуть позже в Париже был утвержден двухлетний план укрепления мира, который затем был доработан в Лондоне под эгидой Совета по выполнению мирного соглашения, созданного в соответствии с Мирным соглашением. На основе этого плана и изучения в НАТО вариантов обеспечения безопасности, министры иностранных дел и министры обороны стран НАТО приняли решение о том, что для обеспечения стабильности требуется присутствие в стране меньших по численности военных сил, - Сил стабилизации (СФОР) - которые должна была организовать НАТО. СФОР получили аналогичную ИФОР установку на жесткое применение силы, если это потребуется для выполнения поставленной задачи и самообороны.

3.3 Миротворческая операция в Косово

Зоной другой миротворческой операции сил НАТО было Косово, когда возник конфликт между воинскими формированиями Сербии и Силами косовских албанцев. НАТО под предлогом гуманитарной интервенции вмешалась в конфликт и начала воздушную кампанию против Союзной Республики Югославии, которая продолжалась 77 дней. Тогда Совет Безопасности ООН принял резолюцию о принципах политического разрешения кризиса в Косово и направлении туда под эгидой ООН международного военного контингента, состоящего в основном из сил НАТО и под единым натовским командованием.

Главная политическая цель, которую преследовало НАТО в косовском конфликте, заключалась в свержении авторитарного режима С. Милошевича. Прекращение гуманитарной катастрофы в Косово тоже входило в задачи НАТО, но не было главной целью его интервенции в Югославию.

Военная стратегия НАТО была построена на осуществлении воздушной наступательной операции с тем, чтобы максимально использовать свое полное доминирование в воздухе и нанести максимальный вред югославской армии, прежде мобильным комплексам ПВО и сухопутным войскам. Удар, нанесенный экономической и транспортной инфраструктуре Югославии, имел целью создать определенный психологический эффект, направленный на как можно быстрее капитуляции С. Милошевича.

В середине февраля руководство НАТО приняло оперативный план 10/413 (кодовое название "Совместная дозор") по развертыванию военного миротворческого контингента НАТО и стран-партнеров Альянса в Косово.

Следует заметить, что такая заранее спланированная подготовка НАТО к военному вмешательству в Косово независимо от результатов мирных переговоров наворачивает на мысль о том, что урегулирование конфликта в стране не было для НАТО основной целью. После Боснии НАТО стало откровенно претендовать на роль главной организации по вопросам безопасности в Европе.

24 марта 1999 в ответ на отказ официального Белграда согласиться с условиями урегулирования ситуации в Косово военно-воздушные силы НАТО начали бомбардировки территории Югославии. Воздушная операция сил НАТО (операция "Союзная сила") была очередным вариантом реализации стратегии контролируемой эскалации. Она предусматривала повреждения жизненно важных для обороны и жизнедеятельности страны объектов. Военная стратегия Белграда в войне с силами НАТО, оборонный бюджет которого в 300 раз превышал югославский, была рассчитана на ведение массовой патриотической войны. Учитывая полное господство сил НАТО в воздушном пространстве, С. Милошевич пытался сохранить основные силы своей армии для сухопутной фазы войны, максимально розсредоточив их по территории Косово и других районов Югославии.

При этом, одновременно с развертыванием боевых действий югославской армией сербские силы безопасности и отряды сербских добровольцев начали вводить широкомасштабные этнические чистки с тем, чтобы если не изменить этнический баланс в крае в пользу сербов, то по крайней мере значительно уменьшить демографическую преимущество албанцев. В результате боевых действий и этнических чисток количество беженцев из Косово достигло 850 тыс. человек, из которых около 390 тыс. перешло в Македонию, 226 тыс. - в Албанию, 40 тыс. - в Черногорию. Несмотря на это, последствия натовских бомбардировок заставили С. Милошевича пойти на уступки. С июня 1999 при посредничестве президента Финляндии специального посланника ЕС М. Ахтисаари и специального посланника РФ В. Черномырдина после многодневных политических дебатов президент СФРЮ С. Милошевич согласился подписать "Документ о достижении мира". Им предусматривалось размещение в Косово международных военных контингентов под объединенным командованием НАТО и эгидой ООН, создание временной администрации края и предоставление ему широкой автономии в составе СФРЮ. Так завершился четвертый период развития косовского конфликта. После принятия 10 июня 1999 СБ ООН резолюции № 1244 стадия эскалации Косовского конфликта изменилась стадией деэскалации В резолюции содержалось требование немедленного прекращения боевых действий и репрессий со стороны СФРЮ в Косово поэтапного вывода всех военных, полицейских и военизированных формирований СФРЮ с территории края. 20 июня 1999 последние части югославской армии покинули Косово. Также следует указать очевидный факт - СФРЮ в политической и военном плане потерпела поражение. Потери от вооруженного противостояния с НАТО оказались довольно значительными. Страна оказалась в международной изоляции. Официальный Белград практически утратил политический, военный и экономический контроль над Косово, отдав его дальнейшую судьбу и будущее территориальной целостности своей страны в руки НАТО и ООН.

Стал совершенно очевидным тот факт, что эффективность работы международных механизмов урегулирования военных конфликтов поставлена под сомнение. Прежде всего, существенно изменилось содержание деятельности ООН. Данная организация стала сдавать позиции, менять свою миротворческую роль, уступая часть своих функций НАТО. Это радикально меняет всю систему европейской и мировой безопасности.

Югославскую проблему нельзя было решить мирным путем, потому что: во-первых, не было взаимного согласия и трудно было рассчитывать на мирный путь; во-вторых, право наций на самоопределение признавалось за всеми республиками, входившими в Югославию, в то время как сербы даже в местах компактного проживания этого права лишались; в-третьих, право Югославской Федерации на территориальную целостность отвергалось, в то же время право отделившихся республик было оправдано и защищено международным сообществом; в-четвертых, международное сообщество и ряд стран (таких как США и особенно Германия) открыто заняли позиции одной стороны и тем самым стимулировали противоречия и вражду; в-пятых, во время конфликта было ясно видно, кто на чьей стороне выступает.

Таким образом, Практические меры, принятые мировым сообществом в бывшей Югославии, не ликвидировали (они лишь на время задавили конфликт) причины войны. Вмешательство НАТО на время устранило проблему противоречий между Белградом и косовскими албанцами, но вызвало новое противоречие: между Освободительной Армией Косово и силами КФОР.

Заключение

Озабоченность мирового сообщества ростом числа конфликтов в мире обусловлена как многочисленностью жертв и огромным материальным ущербом, наносимым последствиями, так и тем, что благодаря развитию новейших технологий, имеющих двойное назначение, деятельности средств массовой информации и глобальных компьютерных сетей, крайней коммерциализации в сфере т.н. масс культуры, где культивируются насилие и жестокость, у все большего числа людей появляется возможность получить, а затем и использовать информацию о создании самых изощренных средств уничтожения и способах их применения. Не застрахованы от вспышек терроризма ни высокоразвитые, ни отстающие в экономическом и социальном развитии страны с различными политическими режимами и государственным устройством.

В период завершения "холодной войны" горизонты международного сотрудничества казались безоблачными. Главное на тот момент международное противоречие - между коммунизмом и либерализмом - уходило в прошлое, правительства и народы устали от бремени вооружений. Если не "вечный мир", то, по крайней мере, длительный период затишья на тех участках международных отношений, где все еще оставались нерешенные конфликты, не выглядел слишком уж большой фантазией.

Следовательно, можно было представить дело так, будто в мышлении человечества произошел крупный этический сдвиг. Кроме того, свое слово сказала и взаимозависимость, начавшая играть все большую роль не только и не столько в отношениях между партнерами и союзниками, но и в отношениях между противниками. Так, советский продовольственный баланс не сходился без поставок продовольствия из стран Запада; энергетический баланс в странах Запада (по приемлемым ценам) не сходился без поставок энергоресурсов из СССР, а советский бюджет не мог состояться без нефтедолларов. Целая совокупность соображений, причем и гуманитарного и прагматического характера, предопределила разделяемый главными участниками международных отношений - великими державами, ООН, региональными группировками - вывод о желательности мирного политического урегулирования конфликтов, а также управления ими.

Интернациональный характер жизни людей, новые средства связи и информации, новые виды вооружений резко снижают значимость государственных границ и иных средств защиты от конфликтов. Возрастает многообразие террористической деятельности, которая все больше увязывается с национальными, религиозными, этническими конфликтами, сепаратистскими и освободительными движениями. Появилось немало новых регионов, где террористическая угроза стала особенно масштабной и опасной. На территории бывшего СССР в условиях обострения социальных, политических, межнациональных и религиозных противоречий и конфликтов, разгула преступности и коррупции, внешнего вмешательства в дела большинства стран СНГ пышным цветов расцвел постсоветский терроризм. Таким образом, тема международных конфликтов является на сегодняшний день актуальной и занимает важное место в системе современных международных отношений. Так, во-первых, зная природу международных конфликтов, историю их возникновения, фазы и виды можно спрогнозировать возникновение новых конфликтов. Во-вторых, анализируя современные международные конфликты можно рассматривать и исследовать влияние политических сил разных стран на международной арене. В-третьих, знание специфики конфликтологии помогает лучше проанализировать теорию международных отношений. Следует рассматривать и изучать особенности всех современных конфликтов - от самых незначительных вооруженных столкновений до широкомасштабных локальных конфликтов, так как это даёт нам возможность избегания в будущем, либо найти решения в современных международных конфликтных ситуациях.

Использованные источники и литература

Международно-правовые акты:

1. Дополнительный протокол I к Женевским конвенциям от 12 августа 1949г., касающийся защиты жертв международных вооруженных конфликтов 1977г. // Международная защита прав и свобод человека. Сборник документов. М., 1990г.

2. Конвенция о законах и обычаях сухопутной войны 1907г. // Действующее международное право. / Сост. Ю.М. Колосов и Э.С. Кривчикова. Т. 2.

3. Конвенция о запрещении или ограничении применения конкретных видов оружия, которые могут считаться наносящими чрезмерные повреждения или имеющими неизбирательное действие, 1980г. // Ведомости СССР, 1984г.№3.

4. Международное право в избранных документах т. II -- Ст. 6 Гаагской конвенции о мирном решении международных столкновений 1907 г. -- М., 1957. -- C.202 - 248.

5. Международное право. Ведение боевых действий. Сборник Гаагских конвенций и иных соглашений. МККК, М., 1995 г

6. Международное право. Ведение боевых действий. Сборник Гаагских конвенций и иных соглашений. МККК, М., 1995 г

7. Протокол о запрещении или ограничении применения мин-ловушек и других устройств с поправками, внесенными 3 мая 1996г. (Протокол II с поправками, внесенными 3 мая 1996г.), прилагаемый к Конвенции о запрещении или ограничении применения конкретных видов оружия, которые могут считаться наносящими чрезмерные повреждения // Московский журнал международного права. - 1997г. №1. Стр. 200 - 216.

Основная литература:

8. Арцибасов И.Н. Вооруженный конфликт: право, политика, дипломатия. - М.,1998. - С.151 - 164.

9. Багинян К. А. Международные санкции по Уставам Лиги Наций и Организации Объединенных Наций и практика их применения. -- М.: 1948. -- С.34 - 58.

10. Бертон Дж. Конфликт и коммуникации. Использование контролируемой коммуникации в международных отношениях. - М.,1999. - С.134 - 144.

11. Боулдинг К. Теория конфликта. - Л.,2006. - С.25 - 35.

12. Василенко В. А. Международно-правовые санкции. -- К.,1982. -- C.67 - 78.

13. Волков В. Новый мировой порядок" и балканский кризис 90-х годов: Распад ялтинско-постдамской системы международных отношений. - М.,2002. - С.23 - 45.

14. Гуськова Е.Ю. История Югославского кризиса (1990-2000). - М.,2001. - С.28 - 40.

15. Гуськова Е.Ю. Вооруженные конфликты на территории бывшей Югославии. - М.,1999. - С.22 - 43.

16. Деханов С.А. Право и сила в международных отношениях // Московский журнал международного права. -- М.,2003. - С.38 - 48.

17. Лебедева М.М. "Политическое урегулирование конфликтов". -- М.,1999. -- С.67 - 87.

18. Лебедева М.М., Хрусталев М. Основные тенденции в зарубежных исследованиях международных переговоров. - М.,1989. - С.107 - 111.

19. Левин Д.Б. Принципы мирного разрешения международных споров. - М., 1977. - С.34 - 56.

20. Лукашук И.И. Международное право. Особенная часть. -- М.,2002. -- С.404 - 407.

21. Луков В. Б. Современные дипломатические переговоры: проблемы раз-вития. Год 1987. - М.,1988. - С. 117 - 127.

22. Михеев Ю. Я. Применение принудительных мер по Уставу ООН. -- М.,1967. -- С. 200 - 206.

23. Морозов Г. Миротворчество и принуждение к миру. - М.,1999. - С.58 - 68.

24. Мурадян А.А. Самая благородная наука. Об основных понятиях международно-политической теории. - М.,1990. - 58 - 67.

25. Нергеш Я. Поле битвы - стол переговоров/Пер, с венгер. - М.,1989. - С.77 - 88.

26. Никольсон Г. Дипломатия. М.,1941. - С.45 - 67.

27. Ниренберг Дж. - Маэстро переговоров. М.,1996. - С.86 -94.

28. Нитце П. - Прогулка в лесу. - М.,1989. - С.119 - 134.

29. Полторак А.И. Вооруженные конфликты и международное право. - М., 2000. - C.66 - 78.

30. Пугачев В.П. ВВЕДЕНИЕ в политологию. 3-е изд., перераб. и доп. - М., 1996 (гл. 20 "Политические конфликты") - С.54 - 66.

31. Сетов Р.А. ВВЕДЕНИЕ в теорию международных отношений. - М.2001. - С.186 - 199.

32. Степанов Е.И. Конфликтология переходного периода: Методологические, теоретические, технологические проблемы. - М.,1996. С.56 - 88.

33. Удалое В. Баланс сил и баланс интересов. - М.,1990. - С.16-25.

34. Ушаков Н.А. Правовое регулирование использования силы в международных отношениях. -- М.,1997. - С.103 - 135.

35. Фишер Р. Подготовка к переговорам. - М.,1996. - С.90 - 120.

36. Ходжсон Дж. Переговоры на равных. -- Мн.,1998. -- C.250 - 257.

37. Цыганков П.А. Теория Международных Отношений. -- М., 2004. -- С.407 - 409.

38. Шагалов В.А. Проблема урегулирования региональных конфликтов в постбиполярную эпоху и участие российских военнослужащих в миротворческих операциях. - М.,1998. - С.69 - 82.

Совместные издания:

39. Международное право. /Под ред. Ю.М. Колосова, В.И. Кузнецова. М. 1996. - С. 209 -237.

40. Международные конфликты современности. /Под ред. В. И. Гантмана. М.,1983. С.230 - 246.

41. О процессе международных переговоров (опыт зарубежных исследо-ваний). /Отв. редакторы Р.Г. Богданов, В.А. Кременюк. М.,1989. С.350 - 368.

42. Современные буржуазные теории международных отношений: критический анализ. /Под ред. В.И. Гантмана. М.,1976. С.123 - 145.

Статьи в периодических изданиях:

43. Война в Югославии. //Особая папка НГ № 2, 1999г. - С.12.

44. Заявление Совета по внешней и оборонной политике о войне НАТО против Югославии //Независимая Газета 16.04.99г. - С.5.

45. Кременюк В.А. На пути урегулирования конфликтов//США: экономика, политика, идеология. 1990. № 12. С. 47-52.

46. Кременюк В.А. Проблемы переговоров в отношениях двух держав// США: экономика, политика, идеология. 1991. № 3. С.43-51.

47. Лебедева М.М. Трудный путь урегулирования конфликтов. //Вестник Московского университета. Серия 18: Социология и политология. 1996. № 2. С. 54-59.

48. Романов В.А. Североатлантический союз: Договор и организация в меняющемся мире//Московский журнал международного права. 1992. №1. - С.111 - 120.

49. Рубин Дж., Колб Д. Психологические подходы к процессам международных переговоров/Психологический журнал. 1990. № 2. С.63-73.

50. Симич П. Дейтонский процесс: сербский взгляд // МЭ и МО. 1998. - С.91

Перейти в список рефератов, курсовых, контрольных и дипломов по
дисциплине